— Привет! — сказал он. — Меня зовут Масато Ивасаки. О, вы тоже в системе распределения жидкостей?
Он протянул руку, и Мойше ее пожал.
— Бен-Раби. Мойше. Рад познакомиться.
«Дурацкая игра, — подумал он. — Но приходится в нее играть, если хочешь, чтобы люди верили, будто вы только познакомились».
— А вы случайно не играете в шахматы? — спросил Маус. — Я ищу кого-нибудь, с кем можно сыграть. — Он был запойным шахматистом. «Доведет его это когда-нибудь до беды, — подумал бен-Раби. — Агент не может позволить себе иметь постоянные привычки. Но кто он такой, чтобы наводить критику?» — Я прошел по коридору туда и обратно, но никого не нашел.
Можно было не сомневаться, что он так и сделал. Маус работал тщательно.
— Играю, но плохо. И давно уже не играл.
Часа этак четыре. Из-за игры они чуть не опоздали в космопорт. Маус нервничал перед взлетом, и ему надо было успокоиться. У бен-Раби были свои причины.
Маус прошелся по каюте, выискивая жучков. Бен-Раби закрыл дверь.
— Не думаю, что они есть. Пока что. Я ничего не нашел.
Маус пожал плечами:
— И что ты думаешь?
— Хреново. Только с голоду за такую работу. Мы летим на мифической сверхновой бомбе.
— Эта баба? Ага. Беда в чистом виде. Еще я заметил пару людей Мак-Гроу. Ты думаешь, она с командой?
Он плюхнулся на вторую койку.
— Вряд ли. По собственному выбору — нет. Она одиночка по натуре.
— Выглядит не очень хорошо, — задумчиво протянул Маус. — Мало информации. У меня ощущение, как у слепого в комнате смеха. Лучше ездить поосторожнее, пока не узнаем местные правила движения. — Он поднял глаза вверх. — И как надуть здешних туземцев.
Бен-Раби сел на свою койку. Несколько минут они молчали, пытаясь представить себе будущее. И не видели никакого преимущества, за которое можно ухватиться.
— Три недели, — сказал Маус. — С этим я справлюсь. Потом целый год отпуска. Я не буду знать, что делать.
— Погоди заказывать гостиницу. Мария… эта сангарийка… это плохое предзнаменование, Маус. Не думаю, что это само собой рассосется.
— С этим я справлюсь. Ты ведь не думаешь, что я собираюсь здесь торчать целый год?
— Ты помнишь, что говорил этот тип в Блейк-Сити? Это может быть до конца нашей жизни. Причем очень короткой.
— Ба! Просто волну гнал.
— Ты готов поставить на это свою жизнь?
Голова Мойше напомнила о себе страшным резким ударом. Он не знал, сможет ли вынести такую боль. И эта непреодолимая потребность…
— Что с тобой?
— Голова разболелась. Наверное, атмосферное давление изменилось.
А как ему, черт побери, работать, когда все тело болит, а ум вообще готов соскочить с нарезки? Можно было позавидовать древним артистам меча, которым приходилось беспокоиться только о том, чтобы клинок был острым.
— Лучше нам подстраховать свои ставки, Мойше. И начать планировать на долгий срок — на всякий случай.
— Я думал, ты с этим справишься.
Маус пожал плечами:
— Надо быть готовым ко всему. Я тут пошатался вокруг. Эти сейнеры насчет хобби чокнутые не хуже нас. У них клуб нумизматов, и клуб филателистов, и архаистские группы по периодам… в общем, все как надо. Так вот я о чем думал: почему нам не организовать шахматный клуб для наземников? И будет повод нам встречаться.
— А у тебя будет повод поиграть.
— И это тоже. Понимаешь, многие сейнеры тоже играют. Может быть, мы подцепим несколько, с которыми можно будет и пообщаться.
Он подмигнул и усмехнулся. Вероятно, сейнеры, с которыми он собрался общаться, были женского пола.
Мойше не мог постичь Мауса. Маус почти всегда имел Довольный вид. И это сбивало с толку. У этого человека груз одержимости был потяжелее, чем у него. А человек, чьей профессией был томагавк, должен был, по мнению бен-Раби, иметь коэффициент довольства близкий к нулю.
Бен-Раби вообще никогда людей не понимал. Казалось, что все остальные живут по другим правилам.
Маус пожал плечами:
— Держишь пальцы крестом? Думаешь, Бэкхарт нас вытащит? Я бы против него не поставил. — Бен-Раби никогда не знал, какое он занимает место в обширных и извилистых планах адмирала. — Ладно, я здесь уже слишком долго просидел. Нет смысла привлекать к себе внимание с самого начала. Я видел, как эта девица давала тебе таблетки. В чем дело? Голова?
— Ага. Может быть, даже моя обычная мигрень. Голова такая, будто ею в футбол играют.
Маус подошел к двери.
— Так сыграем партию сегодня вечером?
— Разумеется, если вы не против играть с любителем.
Бен-Раби смотрел ему вслед, чувствуя себя дураком. Вокруг не было никого, кто мог бы услышать их прощальные слова.
Система общего оповещения объявила обед для пассажиров. Маус обернулся:
— Как вы насчет обеда?
Бен-Раби кивнул. Хотя секунду назад болело невыносимо, сейчас трассер не подавал признаков жизни.