Единственный способ втянуть друга в разговор, который пришел в голову Мойше, — это вспомнить кого-нибудь из общих знакомых, кого они знали до прихода к сейнерам.
— Наверное, богатеет и гадает, почему мы больше не заглядываем в ее лавочку. Не думаю, что Бэкхарт дал себе труд сообщить ей наш новый адрес.
— Ага, — рассмеялся бен-Раби. — До него уже дошли новости, как ты думаешь? Ну, или дойдут со дня на день. У него пена изо рта повалит! Макс была нашей приятельницей на Луне-Командной, — объяснил он Эми. — Она держала магазинчик марок.
— Лучший магазинчик для коллекционеров на всей Луне, — добавил Маус.
Эми не ответила. Она просто не могла понять, зачем эти двое собирали маленькие кусочки бумаги столетней давности, к которым следовало относиться как к драгоценностям.
И не только марки. Кажется, эти двое собирали все подряд. Монеты. Марки. Прочее старое барахло. У Мауса вся каюта была завалена коваными треножниками ручной работы и прочими ископаемыми железками. Единственной коллекцией, которая нравилась Эми, была коллекция бабочек. У Мауса на стене висела большая рама экзотических экземпляров. Они были невероятно прекрасны.
Корабли сейнеров были экологически стерильны. Только в зоопарках содержалась негуманоидная жизнь, и это были большие, широко известные млекопитающие.
У Эми не было хобби. Для отдыха она читала. Эту привычку она переняла от матери.
А Маус даже прилично играл на кларнете — старинном деревянном духовом инструменте, который редко где можно было видеть. Он говорил, что играть научился у отца.
— А как будет с Гретой? — спросил Маус. — Ты думаешь, департамент о ней позаботится?
От этого имени Эми подпрыгнула на месте.
— Ты никогда не рассказывал мне ни о какой Грете, Мойше.
— Это было в другой жизни.
Они были любовниками, но знали друг друга очень мало. Бен-Раби не любил ворошить чужое прошлое — ему оно всегда представлялось мешком со змеями, из которого еще неизвестно, что выползет. Всегда можно было наткнуться на гадюку. У каждого человека свои темные тайны.
Но на вопрос Эми он все же ответил:
— Я уже говорил тебе. Это девочка, которую я встретил, когда последний раз был на Старой Земле. Последний раз, когда навещал мать. Она хотела выбраться с планеты. Друзья не отпускали ее. Я ей помог. А кончил тем, что стал ее спонсором.
— Он был ей вроде приемного отца, — пояснил Маус.
— Наверное, теперь ей уже восемнадцать. Я не думал о ее возрасте. Зря ты ее вспомнил, Маус. Я теперь расстроился.
— Ну, брось ты. Макс за ней присмотрит.
— Наверное. Но это неправильно. Нельзя сваливать это на кого-то другого. Как ты думаешь, Эми, я смогу время от времени посылать ей весточку? Просто сказать, что я жив-здоров и все еще помню о ней. Я согласен, чтобы письма писали ты или Ярл. Можете даже пропустить их через компьютер-дешифратор и убедиться, что там нет ничего предосудительного.
— Это просто ребенок? — спросила Эми.
— Ага. Она здорово напоминала мне меня самого в юности, когда я только что выбрался со Старой Земли. Совершенно потерянный. Я думал, что, если я ей буду помогать, будет лучше. А потом я вроде сбежал, когда Бюро послало нас сюда. Я сказал ей, что вернусь через пару месяцев. А уже прошло почти четырнадцать.
— Я попрошу Ярла. Иногда он разрешает отправлять письма. У некоторых из нас есть родственники в Конфедерации. Но письма идут медленно.
— Это не важно. Эми, ты золото. Я тебя люблю.
— Ну, ёсли вы начинаете нежничать, — сказал Маус, поднимаясь со стула, — то я лучше пойду. Начинаются гражданские занятия. Ну и чепуха. Представь: я, Эмили Хопкинс и этот фашиствующий болван-преподаватель… Может, меня снова ранят в руку. Тогда я смогу вернуться сюда и пропущу парочку уроков. Веди себя хорошо. Слушайся милую даму доктора, или я сверну тебе шею.
И он исчез, пока Мойше не начал свое занудное «Спасибо, что навестил».
— Ты на удивление неразговорчива сегодня, дорогая, — проговорил бен-Раби спустя какое-то время. Возможно, если бы здесь не было врача…
— Я просто устала. Мы все еще стоим двойные вахты, и нам едва удается прикрыть все посты. На Верфях придется застрять надолго — если «Данион» не развалится на части по дороге. Если акулы не разнесут нас к чертовой матери.
— Ты уже в сотый раз упоминаешь эти Верфи и не хочешь мне о них ничего рассказать. Ты мне все еще недостаточно доверяешь?
— Это именно верфи. Ни больше и ни меньше. Там мы строим и ремонтируем корабли. Мойше, раз тебе пока некуда спешить, расскажи мне лучше о себе.
— Что?
— Я встретила тебя в самый первый день, еще на Карсоне, когда ты только что подписал контракт. Мы прожили вместе несколько месяцев, и вдруг я узнаю, что у тебя есть дочь. Я о тебе почти ничего не знаю.
— Грета мне не дочь, дорогая. Я просто помог девочке, которая нуждалась в ком-то…
— А разве это не одно и то же?
— Юридически — да. На бумаге. Иначе у нас были бы проблемы на суде.
— Расскажи мне. Все.
Делать было нечего. Можно было только рассказывать, и он начал рассказ.