Теневая линия

– Мой брат тоже пешка. А заправляет всем сангариец по имени Диф.

Они прошли молча целый квартал. Потом Поллианна сказала:

– Люблю дождь. Вот чего мне не хватало в Крепости.

– М-да…

– А вот бродить по Горе я не могла. Небо там слишком большое.

– М-да…

Шторм уже не слушал ее. Он снова задумался о Крепости.

– Наверное, его вывел из себя поворот событий здесь. Или в Мире Хельги – не знаю. В атаке на Крепость прямо сейчас нет никакого тактического смысла.

Шторм рассказал, не повышая голоса, что Мир Хельги стал ловушкой для основных сил сангарийского флота и что война на Теневой Линии все еще может пойти так, как выгодно Легиону.

Поллианна слушала Шторма так же рассеяно, как он ее.

– Нам сюда, – сказала она, остановившись возле подвальной лестницы. – Хочу показать тебе, где жил мой отец. И где, наверное, навсегда осталось мое сердце.

Шторм спустился вслед за ней в крошечную каморку, которую девушка когда-то делила с Фрогом. Теперь призрак этого карлика был ее единственным обитателем. Поллианна давно переехала в квартиру, полученную от Блейка.

Шторм сразу понял, что эта каморка – часовня с мощами. И ему стало неловко. Нейтрально-внимательно слушая рассказ Поллианны об экспонатах ее маленького музея, он чувствовал себя как вуайерист, подглядывающий через замочную скважину в ее душу. Этот страстный, одержимый монолог помог ему чуть лучше понять Поллианну Эйт.

Из подвала они отправились в комнату Шторма и занялись любовью, а потом лежали, обнявшись, глядя на закатное зарево, перешептываясь о кошмарах, ставших явью, и мечтах, обратившихся в дым.

– Я хочу вернуться в Моделмог, Гней, – произнесла она устало. – Там я была по-настоящему счастлива. А Люцифер… Думаю, мы поладили бы, если бы не вся подоплека.

– Такова жизнь, милая. Она не оставляет тебя в покое. Бьет до тех пор, пока не нащупает слабые места, а тогда разбивает тебя на куски.

– И так всегда должно быть?

– Не знаю. Некоторым людям удается проскочить на крутых поворотах. У них не бывает трудных времен, и на жесткую дорогу они не попадают. Или это так кажется со стороны.

– Сыграй мне что-нибудь на этой смешной черной штуке. Когда я слышу эту музыку, то каждый раз представляю себе одинокого старика на дороге в горы… Отшельника, как мне думается. Старик оглядывается на город и спрашивает себя – не упустил ли он что-то? Нет, вроде бы ничего не упустил – он жил когда-то в этом городе и делал все, что должен был… А, да ты смеешься надо мной!

– Нет. Просто слегка удивлен.

– Во всяком случае, мне всегда становится грустно от этой мелодии. Наверное, сейчас мне хочется погрустить. Я чувствую себя, как тот старик в горах. Я ведь была там, но что-то упустила.

– У тебя впереди еще много лет, чтобы это отыскать.

– Если я и отыщу, то уже что-то совсем другое. Я ведь уже не та Поллианна, что раньше. Я сделала многое такое, за что сама себе не нравлюсь. Я причиняла людям боль. А Фрог учил меня, что нельзя делать больно другому человеку.

Шторм послюнявил мундштук кларнета и решил встряхнуть Поллианну двумя пьесами Хоаги Кармайкла.

Когда музыка стихла, Поллианна сказала с улыбкой:

– Даже не подозревала, что эта штука может звучать так радостно. Ты никогда…

– Бывает, она звучит еще радостнее. Просто у меня раньше сердце не лежало к такой музыке.

– Очень странная музыка. Что-то дикое и примитивное.

– Музыка очень старая. Ей больше тысячи лет.

– Спасибо, мне стало получше. А теперь иди ко мне.

Они снова ласкали друг друга, а потом уснули бок о бок за чтением Экклезиаста.

Он проснулся от писка коммуникатора.

– Гней, они взяли Крепость! – заревел в динамике с трудом узнаваемый голос Гельмута. – Только что пришло сообщение. От Фриды. Она еще послала тебе личное… Ты бы пришел сюда…

Помрачневший Шторм стал одеваться.

– Что там такое? – спросила Поллианна, с тревогой вглядываясь в его вдруг окаменевшее лицо.

– Мы потеряли Крепость.

– О нет! Нет! А как же твоя жена… Твои дети…

– Успокойся, прошу тебя.

Ничего не чувствуя, он оделся и вышел. Путь до штаба он не запомнил. Просто вдруг оказался там. Что-то мешало ему до конца осознать страшную новость. Было такое чувство, будто это еще одно звено в цепи катастроф, происходивших с кем-то другим.

– Дай мне депешу от Хельги, Гельмут, – сказал он, сообразив наконец, где находится.

– Гней?

Он поднял глаза. Рядом стоял Гельмут с микропленкой. Шторм опять не заметил, куда девалось время.

Шторм зарядил картридж с преувеличенной осторожностью пьяного. Вначале пошли сводки из оперативного штаба. Он перематывал пленку до тех пор, пока на экране не показалось бледное лицо Фриды. Она шевелили тонкими, обескровленным губами, Шторм не услышал ни слова.

«Что же с Маусом?» – подумал он. На кадрах из оперативного штаба Мауса не было.

«Только не Маус! – мысленно взмолился Шторм. – Он – наше единственное завтра!»

Фрида что-то говорила о боях на уровне доков. Он прибавил звук.