Теневая палитра

Кожа на ее лице приобрела еще более глубокий оттенок пунцового.

– Даже те, о которых не принято говорить в церкви.

Я широко улыбнулся.

– Хорошая девочка. Готова?

Сделав глубокий выдох, она бодро кивнула.

И священник начал свою речь, пока мы неотрывно смотрели друг на друга, держась за руки, и произносили свои клятвы, вкладывая в каждое слово гораздо больше, чем звучало вслух. По правде говоря, нам и не нужны были длинные речи и обещания, мы пережили немало событий, которые научили нас ценить друг друга и каждую секунду, проведенную вместе. Я так и не дождался слов «Вы можете поцеловать невесту», они прозвучали уже где-то за пределами моего слухового восприятия, потому что, как только Элси сказала свое «да», а кольцо скользнуло на ее палец, я впился своими губами в ее, не обращая внимания на торжествующие вопли и свист собравшихся гостей.

Она была моей, а я был ее, и этого уже ничто не могло изменить.

Стоило мне подумать об этом, оказавшись на крыльце часовни и держа за руку свою жену под крики и россыпь рисовых зерен, как на лацкан моего пиджака приземлилась клякса птичьего помета. Медленно моргнув, я оторвал взгляд от дорогой ткани и поднял вверх безымянный палец левой руки.

– Пошел ты! Теперь она моя! – смеясь, крикнул я в небо, показывая Дэмиену доказательство непреклонности моих слов.

– Бога ради, Джош! – шикнула Элси, пихая меня локтем в бок, на что я лишь притянул ее еще ближе, целуя в висок. – Я всегда была твоей. – Она выудила влажную салфетку из маленькой сумочки и принялась оттирать пятно, а я все не мог оторвать глаз от ее лица.

– Я чертовски сильно люблю тебя, миссис Холл. – Элси на секунду замерла, а потом вернулась к своему занятию, ямочки не ее щеках стали глубже, когда она улыбнулась.

– Мне нравится, как это звучит, – она подняла глаза. – Я тоже люблю тебя, Защитник.

Полгода спустя…

Промозглый ветер дул прямо в лицо, путая волосы, что выбивались из-под шапки, я плотнее закуталась в пальто, наступая на сгнившие листья, торчащие из-под снега. Сегодня было особенно холодно, но меня грела мысль о том, что новость, которой я собираюсь поделиться, особенная, наполненная трепетом и новой надеждой.

Ворота старого кладбища скрипнули, видно, их давно не смазывали, да и вообще это место было немного запущенным, нужно будет не забыть оставить смотрителю чаевые, чтобы он продолжал присматривать за могилой моей матери. Несколько надгробий выглядели так, будто с момента их установки прошло не менее трех сотен лет, они утопали в земле, скрытые под снегом почти до верхушки.

Я повернула на тропинку, огибающую чей-то склеп, и вышла к месту захоронения мамы, остановившись в нескольких шагах от него и хмуро уставившись на мужчину, сидящего на корточках на снегу. Рядом с ним прямо на земле стоял старый проигрыватель, и мужчина ругался, потому что пластинку заело, пытался починить все на ходу, потемневшими от холода пальцами поправляя иглу.

– Сейчас, милая, почти готово. Ооо, ты будешь в восторге, когда услышишь. Помнишь, как ты играла ее тогда, на фестивале в Медфилде? Я не мог оторвать от тебя глаз, ты блистала как самая яркая звездочка, – бормотал он, не обращая внимания на то, что штанины его брюк намокают, пропитываясь талым снегом. – Она тоже блистает, Дженни. Ты бы видела! Наша девочка такая талантливая. Я слушал ее доклад и не мог поверить, что кто-то такой бестолковый, как я, мог создать это чудо. Ты знала, что в Канзасе, рядом с Андовером, где родился ее муж, есть городок под названием Эль Дорадо? Ох, надо было видеть лицо ее профессора, когда она произнесла это с трибуны, я хохотал до слез…

– Ты был на моей защите? – не удержавшись, спросила я, подходя ближе. Отец шлепнулся на зад, но поправил протез и поднялся, встречаясь со мной взглядом. Груда пластинок выпала из его рук, оставшись лежать на снегу.

– Я просто хотел послушать, о чем будет твой доклад. Ты против?

Я покачала головой, а потом перевела взгляд с его растерянного лица на надгробие.

– Часто сюда приходишь? – Почему-то мне было важно знать. Все это время с момента нападения и до сих пор мы почти не разговаривали, но я знала, что он спрашивает Джоша или Уэйда обо мне, и если последний молчал из солидарности, то мой муж подрабатывал почтовой совой с моего разрешения. Было чертовски трудно игнорировать присутствие отца, даже в своей голове я перестала называть его по фамилии.

– Я был на ее похоронах, Хармони… – начал он.

– Мое имя Элси. – Черт бы побрал этих упрямых мужчин, которые без конца называли меня как угодно, только не Элси. Из всех вариантов Фиалка звучало чаще всего, и я даже почти привыкла к Вайолет и уже не поправляла Уэйда.

– Да, прости, прости, конечно… Знаешь, это Дженни придумала имя. Она перебрала почти сорок вариантов, а потом вдруг закричала на весь дом, и я даже споткнулся, ударившись о косяк в кухне, пока бежал к ней, думая, что что-то стряслось. – Он усмехнулся, глядя на проигрыватель. – Ты и эта штуковина – все, что мне от нее осталось.

– Зачем ты говоришь все это?