Теневой Дозор

Дмитрий внимательно изучил все магические запоры, наложенные школьной администрацией, и еще парочку сигнальных ловушек, расставленных еще «мертвыми поэтами». Они же в свое время показали наставнику Дрееру лазейку, в которую можно просочиться в обход всех защитных систем. Закрыть ее тоже никто и не думал, потому что Лихо не знал, а самому Дмитрию было не с руки.

– Можем, Старший. – Словесник осторожно двинулся к винтовой лестнице – единственному выходу.

– Стой, ученик, – тихо проговорил за спиной Рауль.

Дмитрий обернулся.

– Прежде чем мы сойдем вниз и примем бой, ты должен знать, с кем мы имеем дело.

– Это сумеречные Иные?

На курсах им говорили о феномене, известном, пожалуй, только Инквизиторам. Исчезающе малый процент Иных-экзотов, который вне зависимости от уровня мог свободно перемещаться на всех слоях Сумрака… и не мог выйти в человеческий мир. Привычная и не ценимая часто реальность становилась для них страной недостижимой мечты, а тщетные поиски выхода заставляли не считаться ни с какими жертвами.

– Нет, – покачал головой испанец. Он снова полез за пазуху и достал знакомый Дмитрию свиток с изображением своего давнего мертвого врага. Развернул: – Он здесь. Я его чувствую, он меня тоже.

– Но если это не голем, то кто?

– Его звали командор Гонзаго де Мендоза. Но и меня тоже в те времена звали иначе. При крещении меня нарекли Хуаном. Я – дон Хуан.

– Тот, который учил Кастанеду? – глупо спросил Дмитрий.

– Ментекато! – выругался испанец. – Дон Хуан де Тенорио! Мой ученик Джакомо называл меня дон Джованни. Не знаю никаких Кастанед!

– С ума сойти, – ошарашенно проговорил Дмитрий. – Я думал, это все выдумки.

– Не большие выдумки, чем приключения Мерлина. Я был инкубом, ученик. Для меня не было более сладкой Силы, чем та, какую порождает разбитое женское сердце. Я научился испивать эту Силу раньше, чем был посвящен в Иные и выбрал Тьму. А командор Гонзаго возглавлял тогда Дневной Дозор Севильи. Он не был моим наставником, у него имелась своя ученица, Анна. Молва сохранила ее имя, а поэты воспели… Хотя по-настоящему его ученицей эта дева стать не успела. А ведь ей прочили первый ранг, не меньше! Достойная партия Гонзаго. Тот не раздумывая женился на ней, используя свои связи и магическое влияние. Желания юных девиц тогда мало кого интересовали, да она и не думала противиться решению семьи. Только по некоторым соображениям дон Гонзаго откладывал ее посвящение… У них не было первой брачной ночи, юноша. Да, она должна была стать полноценной супругой и ученицей одномоментно. Вы же знаете, у Темных прелюбодеяние – один из самых любимых методов инициации. Но девушка воспитывалась очень набожной с самых ранних лет. Если бы открыть ей тайну Иных, она неминуемо выбрала бы Свет. Все линии вероятности говорили об этом. А просто-напросто растлить ее Гонзаго тоже не мог – ведь он уже стал ее законным мужем. Такой вот казус. – Рауль-Хуан невесело усмехнулся. – А ведь и Мендоза был богобоязнен, как ни странно. Самое же главное, он по-настоящему любил ее, первый раз в жизни. И тут на сцену вышел я! Твой старый учитель, юноша, в молодости был честолюбив безмерно. Обойти главу Дневного Дозора – это дерзкое и захватывающее приключение. А тут еще такая прекрасная сеньорита! И потом, ее разбитое сердце – вот превосходный шаг во Тьму для будущей волшебницы. Мне удалось бы то, что не получалось у давшего слабину верховного Темного Севильи! Я начал свою игру…

Испанец вдруг замолчал. Над его головой, увенчанной шляпой с пером, сквозь прозрачный купол обсерватории светило множество звезд. Казалось, все ночные обитатели небосвода сбежались сюда, чтобы послушать самую невероятную и одновременно самую правдивую историю о Дон Жуане и поглазеть на ее прототипа.

– Впрочем, я все же был юнцом. Гонзаго легко меня раскусил. Он мог бы просто стереть меня в порошок, но тут была задета его честь. Тогда он вызвал меня на бой. Рапиры, никакой магии. Мы наложили себе печати, поклялись не применять волшбы, ничего, кроме искусства destreza. Мне было двадцать пять лет от роду, командор был старше на сто пятьдесят, минимум миниморум! Но владение оружием – это была моя вторая страсть после женщин. Я любил поединки, а дон Гонзаго привык излишне полагаться на магию и свое влияние. Одним словом, vici[3]! Убил его уколом в лицо. Клинок пронзил мозг, вошел сюда, а вышел здесь. – Мнимый дон Рауль показал на себе с бесстрастием лектора в анатомическом театре. – Но этим еще ничего не было закончено…

– Каменный гость… – вырвалось у Дмитрия.