Тенгрианец

Поэтому я ходил в город другим путём. В той правой, если смотреть снаружи, части города, в которой я, собственно, обитал, было много саманных домишек. В одном из таких жил и я. Домишки эти, с маленькими комнатами, кривые и грязные, стояли так плотно, что едва ли не друг на друге и в полном беспорядке, еще более запутанном, чем кривые улочки внутри города. И хоть отделял от стены города эти домишки глубокий ров, было переброшено через него несколько веревочных самодельных мостов, которые вели в отверстия в стене, а оттуда – в город. Такая архитектурная особенность города была удобна для её не самых благополучных горожан и вовсе не противоречила общей идее безопасности его. Снаружи из дешта город был всё ещё неприступен со рвом и стеною, а в случае нападения кровожадной конницы вряд ли её предводителям пришло бы в голову соваться в бедный саманный пригород.

Всё это я пытался по мере своих сдавливаемых крепким объятием своего нового товарища сил объяснить ему по пути в город, но едва ли это у меня получалось. Лишь подойдя к вратам, он остановился и внял моим мольбам не идти на мост.

После моих долгих объяснений и его молниеносных порывов всё-таки прорваться через ворота он всё-таки внял моему предложению, хотя и остался недоволен, ибо не получил ответа на вопрос: зачем надо было тащиться так далеко, если потом всё равно возвращаться на полпути назад?

Я завёл его в саманный городок. В тесных и темных проходах между домишками я неплохо ориентировался, ведя за собой моего друга. Он же что-то ворчал и с трудом преодолевал узкие щели, едва протискиваясь плечом там, где я проходил всем телом.

Наконец мы подошли к краю рва. Перед нами кадамах примерно в пятнадцати возвышалась стена, покрывавшая тенью все ближайшие строения. В стене напротив нас, чуть ниже уровня наших глаз, было отверстие в форме арки. К нему вели три натянутые веревки: одна на метр в глубине рва, две по бокам от неё на два кадама выше – мост и перила.

– Пойдем, – сказал я и, спрыгнув на нижнюю веревку, ухватившись за «перила», прошел по ней и добрался до арки, влез в неё.

– Я… нет… не могу, – впервые в голосе своего нового знакомого я почувствовал неуверенность и даже смущение.

– Пошли, говорю! – подбодрил его я.

Но он не шел. Он пристально смотрел в глубину рва с явным ужасом. Я как-то привык ходить по мосту и даже не задумывался, насколько глубок ров. Посмотрев туда же, я осознал, что для незнакомого с местными путями сообщения человека идея пройти по натянутому канату через пропасть в сорок кадамов может показаться несколько страшной. «Что же делать?» – подумал я в нетерпении. Ров смрадил невыносимо, несмотря на то, что я вроде бы привык не обращать на этот смрад внимания, а мой попутчик стоял неуверенно на том берегу и не двигался. Постояв с минуту, я вновь спрыгнул на канаты и, возвращаясь назад, заговорил с моим другом:

– Видишь, это просто. Держишься за канаты, балансируешь, не страшно.

– А вдруг она порвется? – указывая на веревку внизу, неуверенно возразил он. «С такой тушей как твоя, может, и порвется,» – подумал я, но вслух сказал:

– Она крепка и упруга. Три человека в самые загруженные дни по ней ходят одновременно.