Саша поправлялся медленно. Больше трех недель понадобилось на то, чтобы колотая рана начала хоть как-то затягиваться и покрываться розовой корочкой. Остальные зажили быстрее, пусть и оставив после себя мужскую гордость — шрамы. На щеке красовалась тонкая полоска, которая со временем станет едва заметной. Левое плечо украшал знатный рубец, пока еще бардовый, но уже утративший устрашающий вид. На правом предплечье обосновалась звездочка, словно от ожога. Саша только посмеивался в ответ на мои обвинения в безалаберности, нежелании беречь себя, и пожимал плечами, мол — какая разница. В такие моменты мне хотелось огреть его чем-нибудь тяжелым, только рука не поднималась, обезоруживающая улыбка делала свое дело. Я сдавалась.
Первые дни я не отходила от него ни на шаг, и никто не мог заставить меня. Я держала его за руку, слушала лихорадочный бред, наблюдая за метаниями, проклиная престол и всех на свете. Как оказалась, ни один лекарь не обладал той способностью, которая ранее была у меня. Они не умели в один миг залечивать раны до полного выздоровления без последствий. И это мучило меня, терзало так не во время случившимся преображением. Думать о том, что было бы не случись оно, я попусту отказывалась.
Последние минуты на поле боевых действий, слились для меня в единообразное пятно. О разговоре в Трайноли я знала только со слов Николая. Не помнила обвинения, которые швыряла в лицо светлым, не видела, как уносили истекающего кровью Ирдраю. Мне было не до того. В тот момент мои мысли занимал лишь один человек, тот, что сдерживал болезненные стоны, изображая из себя героя. Мой мачо!
Когда лихорадка спала, и Саша вернулся в реальность, мне пришлось сбросить с себя передник сиделки и заняться решением насущных проблем. Собрать заседание кланов, дело не из легких. Меня постоянно дергали на встречи то с одним главой, то с другим. Страусы, лишившиеся песка, они ни одного решения не могли принять самостоятельно. Во всем требовалась помощь, наставление, и, как обычно, крайней оказалась я. Как же я психовала в эти моменты, как бесилась, выслушивая бесконечные требования ничего не понимающих советников, так и не осознавших, насколько круто изменилась их жизнь.
— Милая… — теплые пальцы коснулись шеи, и неловко брошенный камушек, юркнул в воду под аккомпанемент брызг.
— Да? — Я повернулась к Саше.
Некоторая бледность еще не покинула его, он частенько морщился от боли, когда считал, что я не вижу, особенно во время разминок, но все же заставлял себя каждое утро тренироваться. Несмотря на то, что рана затянулась, мобильность к правой руке возвращалась медленно. Задето сухожилие — таков был вердикт лекаря. Она даже опасалась, что прежняя подвижность никогда не вернется, но упертый Саша решил доказать обратное.
Хотя я и спускалась вместе с ним каждое утро, смотреть на то, как мужчина машет мечом — отказывалась. Хватит! Моя психика и так пребывала не в лучшей форме после Маринела. А потому я всматривалась в бирюзовые волны, подкармливала их мелкой галькой, и любовалась чайками, снующими над водой.
— Опять грустишь? — губы пришли на смену ладоням, оставляя горящие следы на коже.
— Если только немного. — я улыбнулась. — А ты не отвлекаешь.
— М-м-м… Скорее наоборот. — нежное мурлыканье в ушко. — Твой вид не дает мне сосредоточиться.
— Да?!
— Ты как яркий огонек на фоне морских просторов притягиваешь взгляд.
Я рассмеялась. Что верно, то верно! Огонек — подходящее ко мне определение. Ярко алое платье не могло не бросаться в глаза. После воссоединения престола Света и моего окончательно утверждения в статусе Девы-хранительницы, неестественное стремление к обесцвечиванию исчезло, доставив мне несказанную радость. С тех пор я неизменно наряжалась во все кричащее, тихо ненавидя белый цвет, исключив его из своего гардероба.
— Смотри. Опалю, — пошутила я, прижимаясь спиной в теплой груди.
— Я согласен.
— Ты закончил?
— Устала.
— Нет. — Мой взгляд сосредоточился на горизонте, а душа пребывала с мужчиной, чей подбородок зарылся мне в волосы.
— Тогда еще немного? — полувопросительно сказал он.
— Если только немного, — ответила я, волнуясь за него.
— Хорошо.
Когда Саша покинул меня, мысли вновь свободно поплыли по волнам воспоминаний. Последнее время я часто предавалась размышлениям.
Спустя четырнадцать дней после боя, Николай уговорил меня выйти в свет и предстать перед народом. Я наверно некрасиво поступала, сбросив все дела на плечи Коли и Сатанал, но мне просто было не до них. Я устала и морально выдохлась, возможно, поэтому они давали мне время прийти в себя. Даже сейчас я все еще пряталась на Долоне, отказываясь покинуть уютный тихий уголок.