— Да и впрямь, припрятал бы — уже давно бы удрал, — резюмировал Дей. Борво, не понимавший пока, куда клонит эльф, пока только хмурился.
— Сам факт, где посланник их достал. — Хольфстенн, однако, быстро смекнул. Данан тут же кивнула.
— Именно, — подтвердил Жал. — Нас могут ждать в Цитадели.
Данан махнула рукой: «Тоже мне проблема» с таким пренебрежением, что даже убийца немного изумился.
— Нас и так будут ждать повсюду в Даэрдине. И речи не было, чтобы соваться в Цитадель в открытую, — заметила Данан. Остальные поняли, что чародейка давно размышляла, как поступить.
— Есть идеи? — деловито осведомился Дей.
— Есть. — Она степенно кивнула — непроизвольно, но в душе что-то подсказало, что так она в последний раз кивала в вечер знакомства с Редгаром.
— А если не сработает? — уточнил Дей.
— Помолимся, что семья Таламрин за нас вступится и нас хотя бы не убьют.
— Что-то я сомневаюсь, — протянул Борво. — Вспоминая лагерь короля…
— Пятно на имени им не нужно. Мою вину надо еще доказать.
— А если убьют слишком быстро? Сразу, не оповещая твою родню? — допытывался Диармайд.
— Ох, Дей, ну честное слово, — Данан устала отбрыкиваться от попыток уличить её идеи в бесперспективности. — Неужели ты думаешь, в таком случае нас все это еще будет волновать?
Жал расхохотался от души. Хольфстенн тоже.
— Великий Таренгар, — воззвал убийца к древнему эльфийскому богу, и вытер проступившую слезу веселья. — Ты знаешь толк в шутках, девочка.
— Да, — хмыкнул Стенн, — вполне по-нашему.
Дея сильно кольнуло это «по-нашему». «По-нашему» — это «по-смотрительски!» — взбунтовался внутренний голос мужчины с тупым укором. — А по-наймитски, «по-головорезски» — это вы сами с лопоухим разбирайтесь, не втягивайте туда Данан!»
— Тогда?.. — обратился Борво с вопросом, перебивая общее неуместное счастье.
Данан выдохнула усмешку и сказала:
— Переждем час и двинемся вперед. Смиритесь, у нас просто нет выбора. Попробуем сделать хоть что-нибудь. Хуже ведь уже не будет?
И все-таки страх гнал их быстрее собственных сил. Не жалуясь, все как один, бежали. Им неожиданно не мешали ни посох Данан, ни щит Диармайда. Жал, ловкий и легкий, а особенно — глазастый, бежал впереди других, проверяя дорогу собственной шкурой (если что случится, то сначала с ним, а другие сориентируются). И хотя все понимали, что это никого не спасет, никто на место эльфа не спешил.
Причины, по которым он до сих пор не прикончил их, ускользали, да и думалось о них сейчас совсем скверно. Каждый был предельно сконцентрирован на том, что их окружало — черная и безжизненная от растекшейся скверны исчадий равнина, вся в рытвинах, из которых в любой момент вполне могли вылезти новые исчадия, привлеченные сюда из недр подземелий силой архонта.
Они бежали всю ночь, утро и день тоже без привалов, лишь иногда переходя на шаг, до тех самых пор, пока не уперлись в границу Даэрдина.
И остановились, не в силах решить, где им страшнее. После короткого сиплого обмена парой реплик, было решено войти в Даэрдин глубокой ночью, незадолго до рассвета, когда караульные рассеяннее всего. Хольфстенн на сей раз пощадил эльфа и сам вызвался выискивать укрытие. Но Жал вотчину не уступил:
— Мало того, что ты видишь хуже, так еще и обзору с твоего роста — ноль.
У Хольфстенна брови поползли вверху: не от наглости пленного наемника — от изумления:
— О, господин Вечно-Мрачная-Рожа пошутил? Плюхнусь-ка я на зад, пока с ума от восторга не сошел.
И действительно сел на землю — тихо, но сладостно застонав. Ноги и спина у Стенна — как у всех здесь — болезненно ныли. А стоило сесть — стали стремительно наливаться неподъемной свинцовой тяжестью. Наблюдая за гномом, и словно чувствуя, что тот сам уже проклял решение «плюхнуться на зад», Данан стоически сжимала зубы и всем весом заваливалась на посох, который держала обеими руками. Но садиться себе запретила, а иначе потом — только ползком. Или если Дей её допинает до убежища, которое сыщет эльф. Если сыщет. И где его носит?!
— Говорил же, сбежит, — философски заметил лужей растекшийся по земле гном.
— Не дождешься, — буркнул объявившийся со спины Жал. — Нам туда, — указал он в какую-то древесно-кустарниковую поросль поодаль. На ноги Хольфстенн поднимался стеная.
Превозмогая себя, они все-таки добрались и, оглядевшись по сторонам, нырнули меж крон. Только теперь, все как один — и Жал быстрее других — разбухшими грушами повалились на землю.
— Чувствую себя, как перезрелый огурец, брошенный с маха оземь, — заявил Стенн.
— Я все еще убежден, что мать тебя родила в горниле, — отозвался Борво, — так что ты не должен ничего знать об огурцах.
Гном в долгу не остался:
— А ты о горниле.
— Я сын кузнеца, — напомнил Борво, хотя было непохоже, что Стенн забыл.
Хольфстенн запас парочку колких ответов и собирался попрепираться, но вдруг махнул рукой скупым невыразительным жестом: сил нет.
— Надо решить с дозором, — напомнил Диармайд. У Данан задрожали губы.
— Ни за что, — отчеканила женщина по отдельности.
— Но…