Тени Авалона

Дженни вяло бредила, болтаясь на веревке, как сушеная хурма.

Когда они были в Стамбуле с гастролями, она такую видела на базаре: сморщенную, темно-серую в светлых пятнах. Хурма походила на засушенную голову пигмея, павшего в неравном бою. Продавалась на веревках, с десяток сушеных голов в ожерелье – любой пигмейский воин обзавидуется.

Кстати, была вкусная. Если зажмуриться.

«Вот и меня, если зажмуриться, наверное, можно будет съесть». Не воздух, а сироп обтекал ее. Дженни задыхалась, земля внизу простерла ладонь, пылала белым соляным светом, небо сверху накрывало выжженной голубизной, и эти ладони вот-вот были готовы схлопнуться. Дженни оттолкнулась от стены, чтобы хоть как-то охладиться, и уловила движение.

Припала к стене, пригляделась.

Стражи-пауки! Два поднимались от земли, их очертания скрадывала белая земля, два справа, два слева и еще пара спускалась сверху.

Дженни залетела в камеру. Темнота ее не остановила, она не заметила, как перешла на ясный взор.

Маргарет стояла у стены в кругу синей святящейся пыли, руки скованы цепями. На бледном лице черными цветками пылали глаза: черные колодцы зрачков, красно-серые белки. Германика чертила стилетом в воздухе голубоватые знаки, те прижимали Маргарет к стене.

– В твоих рунах нет силы! Если бы не этот Замок, мы бы растерзали тебя, – шипела одержимая. – Такая же пустышка, как и двадцать лет назад…

Германика взмахнула стилетом, руна врезалась в грудь Маргарет, впечатав ее в стену.

– Где твои братья?!

– Будь нежнее, может, скажу…

Маргарет осеклась, уставила жерла пушечных зрачков на Дженни:

– Ты?!

– Пауки, – сказала Дженни. – Надо уходить.

– Рано! – Германика скрипнула зубами. – Тварь молчит.

– Ей скажу, – Маргарет раздвинула синие губы. – Если договоримся.

– Чего ты хочешь? – преодолевая тошноту, спросила Дженни.

– Нельзя договариваться с демониями! – Германика стиснула ее локоть. – Уходим. Найдем другой способ.

– У нас нет времени! – Дженни вырвалась. – Чего ты хочешь?

– Разве ты не знаешь, чем угощают тени? – Маргарет подалась вперед, натянула цепи. – Один глоток твоей крови, и я скажу, где искать ваших циркачей. Всего лишь глоток, только глоток…

Ее голос дробился на множество голосов, менял тональность, оттенки, тембр, будто изнутри Маргарет разом, перебивая друг друга, кричали десятки человек.

– Нельзя, Дженни! – Германика потащила ее назад. – Она лжет!

– У нас нет выбора! – девушка выхватила у нее стилет.

Она ударила острием в ладонь, охнула от боли, выронила стилет.

– Пей! – Дженни пересекла круг синей пыли, ткнула кровоточащую ладонь в черный провал на бледном лице. – Пей!

Холодные липкие губы жадно припали к ее руке, Дженни зажмурилась…

– Довольно! – Германика рывком вытащила ее, Дженни обмякла.

Голова кружилась, чей-то далекий хохот гремел и выгибал небеса, а может быть, это гремели когти пауков, которые сшиблись над камерой, мешая друг другу протиснуться внутрь. Дженни уже не слышала этого, не осознавала, о чем Германика говорила с Маргарет, не видела, как над ними нависла чудовищная головогрудь стража-паука. Глаза его пылали черным огнем, со жвал капал прозрачный яд.

Опер-Ловец Бодден громко сказала ему то, что обычно в обществе говорить не поощряется, и переломила табличку-переноску о колено.

Глава седьмая

Дженни очнулась на террасе Зала Советов. Села, тяжело дыша. Поперек ладони багровел свежий шрам. Германики не было, но ее резкий голос – хвала науке акустике – разносился по всему Залу.

– Юки, мне нужно окно на ближайшее время, точка выброса – Северная Шотландия! Да, Маргарет поклялась. Одержимый там, он идет по следу. Ты же знаешь демониев, они как пчелы – всегда держатся вместе.

Дженни взялась за перила, с трудом поднялась. Глянула и обмерла.

Падение из скалистого «Гнезда» Фреймуса казалось сущей ерундой в сравнении с падением с вершины Башни Дождя.

– …нужно снаряжение для трех человек из личных запасов Сатыроса. Я возьму Жозефа и этого стража. Он неплох, хоть и стар. Тадеуш слишком слаб. У этого мальчика нет опыта. Дженни? Ей бы сейчас отлежаться. Она такое там устроила…

Дженни встала в дверях, вцепилась в полотнища синего шелка.

– Я пойду, – упрямо сказала она.

Германика досадливо поморщилась:

– После того что ты натворила…

– Я иду.

Юки хлопнула, шелковые завесы задрожали, с шелестом заструились, как водопады невесомой воды, и их синий цвет сменился на фиалковый.

– Ближайшее окно откроется вечером. Фалет уже ждет.

– Нам нужен греческий огонь, – сказала Германика. – Одержимых возьмет только он.

* * *

Роджер встал, размял спину, поморщился. Стар он на голом полу ночевать, в его возрасте надо спать на теплой постели, и в обнимку не с волком, а с кем-то поинтересней.

Волк поднял голову, вопросительно поглядел на него. Брэдли не слышал отклика от него, но был готов поклясться – только что глаза у него были человеческими.

Или просто Ловцу этого очень хотелось?

«Устал я…»