Тени Бездны

Сзади завизжало и обернувшись я увидел, как дыра в стене изрыгнула плотную струю наших преследователей. Выглядели они откровенно не очень: хромали, прижимали повреждённые лапки к груди, но продолжали нестись за нами.

— Что-то тут не так! — выкрикнула Вобла.

— Всё не так, — ответил Теодор и остановившись у одной из «берёзок», навалился на тонкий ствол. — Помогите мне!

Если все эти пещеры и переходы действительно сон местных повелителей, должен сказать, что переходы между локациями им, очевидно, грезятся в наркотическом бреду. Иначе, как объяснить все эти жуткие рожи на люках и то, что выходы находятся, хрен пойми где. Как этот, например.

Лязгнуло и ствол наклонился, вместе с плитой, на которой стоял. В основании открылся шестиугольный люк, и Вобла немедленно спихнула туда Лаврентьева. Не успел тот коротко пискнуть, как следом уже забросили верещащего Павлушу. Потом туда полез паша и тут же застрял.

— Нужно было его пускать последним, — почти спокойно заметил Теодор и навалился на кряхтящего здоровяка. — Не давайте им приблизиться.

Им, это — паре дюжин костлявых призраков, которые водили вокруг нас хоровод, точно уже наступила новогодняя ночь и торжество не начиналось лишь потому, что задерживался Дед Мороз. Он, кстати, рычал где-то, совсем недалеко. Иногда рычание твари сопровождалось глухими ударами и хлюпающим лаем. Кажется, те, что с крылышками не торопились отпускать последнего посетителя.

Так и не дождавшись предводителя, «горлумы» решились пойти в атаку. Двигались они уже не так шустро, как прежде. То ли действовал наш допинг, то ли сказывались раны врагов. Пока Вобла хрустела шеями, я успел расстрелять оставшиеся заряды и даже четыре раза попал в цель. Ну а потом пришлось лупить тварей подобием приклада. Твою мать, от них ещё и воняло! Как тухлыми яйцами, бе-е…

Враги откатились назад, а меня дёрнули за рукав:

— Пошли!

Она рыбкой нырнула в люк, а я полез ногами вперёд, поэтому успел увидеть, как из-за столбиков выпрыгнула гигантская чёрная фигура и бросилась ко мне. Когтистые пальцы едва не схватили за шевелюру, но в этот момент я провалился, и козёл остался ни с чем.

— Это — не то место, — было первым, что я услышал, погрузившись в вязкую мерзость коричневого цвета. — Куда дальше?

— Вон — скала. — Теодор очистил лицо от налипшей дряни и указал на круглое каменное полушарие, которое незамутнённым белым цветом выделялось на фоне общего дерьмовидного депрессняка. Ну а как ещё назвать эту клоаку? Мутная трясина и тёмно-зелёный туман, плывущий над головами. Кажется, скала, как её назвал Емельянович, медленно удалялась прочь от нас.

Стоило начать брести в указанном направлении, как сверху принялись десантироваться назойливые черти. Да что же они от нас никак не отвяжутся? Впрочем, сейчас мы от них почти не отличались: такие же грязные, с лицами, напоминающими уродливые маски.

До белого полушария мы топали минут пятнадцать и всё это время за спинами раздавалось: шлёп, шлёп. Потом затрещало, протяжно хрустнуло и наступило время для очень большого: шлёп! Отлично, все в сборе, мать его так. К счастью мы уже начали подниматься на чистую каменную поверхность. Здесь Павлуша принялся завывать, а Лаврентьев — блевать мутной жижей, которой наглотался по дороге.

— Я больше не могу, — вдруг совершенно спокойно сказал Паша и сел на корточки, свесив руки между коленями. На лице гиганта была написана обречённость. — Мы отсюда всё равно не выберемся, а терпеть всё это гавно перед смертью не хочу. Сдохнуть — значит сдохнуть.

— Флаг тебе в руки, — Вобла хлопнула меня по затылку. — Помоги сдвинуть верхушку. Или тоже хочешь сдохнуть? Смотри, какое отличное место, чтобы остаться навсегда.

Паша закрыл глаза и несколько секунд сидел так, подняв лицо к мутным космам тумана. Всё это время мы пихали неподдающийся камень. Он, блин, двигался, но, мать его, на пару сантиметров в час. Гигант опустил голову, посмотрел на нас, потом перевёл взгляд на коричневую жижу и встал.

— Я их задержу, — сказал Паша и хлопнул меня по плечу. — Если всё-таки выберешься, найди в Петровском, это у нас, около города, Настю Фёдорову. Передай ей, что она — сука и я всегда её любил. Всё, валите.

— Эмоции, — хрипела Вобла, обливаясь потом, — блядские эмоции…

Когда крышка, или что оно было, всё же сдвинулась, Паша уже успел спуститься и преодолеть половину расстояния до бредущих тварей. Когда путники встретились, каменюка окончательно сдалась и отъехала, открыв каменную трубу, уводящую вниз. На стенах я увидел углубления., похожие на ступени. Теодор посмотрел на Павлушу и тяжело вздохнул. Потом взял его за шкирку и начал спускаться. Это было очень неудобно, но Емельянович не выпускал свою ношу. При этом он глухо бормотал:

— Не бросать же тебя теперь. Человек вон, сколько старался.

Бледный, до синевы. Лаврентьев уполз следом, а мы задержались, наблюдая за тем, как Паша разбрасывает мелких тварей. Зверь неторопливо приближался к нему из мглы и его огромный силуэт казался настоящим воплощением зла.

— Гляди же ты. — проворчала Вобла. — А я думала, что оно — гавно-гавном.