Тени безумия

– Я понимаю, уважаемый Райнгерт. – Уолт защелкнул браслет на запястье, и мир сразу стал тусклее, словно Магистра поместили в огромный мутный сферокристалл карлов. Локусы Души, метафизические пути энергий по тонкому телу, почти не ощущались. Антимагий на браслете подавлял связь между Уолтом и его аурой. В отличие от орбов, алхимический металл не мешал естественному течению магических энергий, он лишь сдерживал или отражал в больших количествах переработанный в заклятия и заклинания эфир. Слоя антимагия на браслетах Томаса хватало примерно на день блокировки, после из-за непрерывного магического воздействия он истончался, и браслеты заменяли.

Конечно, Уолт не собирался ходить по кладбищу столько времени. Максимум полчаса, а затем маг поспешит к Эльзе. Супруга, наверное, уже гадает, куда запропастился ее непутевый муженек. Или, что более вероятно, отрабатывает фехтовальные приемы на тренировочных фантомах, вообще не вспоминая о шляющемся неизвестно где благоверном.

Рейнгарт сходил в будку и вернулся с фонарем. Уолт, лишенный возможности создать освещающий путь световой шар, искренне поблагодарил сторожа. Свернуть шею на кладбище, споткнувшись о могильный камень, – отличная шутка богов, но давать Бессмертным такой повод для смеха Ракура не желал.

Он прошел мимо мокрых куполов толосов – днем шел дождь, а чары, с помощью которых дороги и здания Школы быстро высыхали, не могли распространиться на кладбище. В толосах после смерти предпочитали покоиться маги человеческого племени. Смертные из Подгорных народов выбирали подземные крипты, эльфам возводили помпезные склепы, оркам, троллям и гоблинам сооружали чашевидные курганы. Попадались и могилы представителей иных рас, похороненных по обычаям их народа: вздымалась пирамидой усыпальница алиггонов, серыми конусами торчали из земли туры нагов, холмики с мемориальными табличками указывали на место захоронения хоббитов.

Уолт направлялся в дальний угол кладбища, отделенный от общего погоста полукругом обелисков с протянувшейся между ними молочной тропой асфоделей. Белоснежные венчики в Морском Союзе символизировали забвение – архэйцы верили, что в Белой Пустыне есть луг асфоделей, по которому вечно блуждают тени умерших, которые не были при жизни ни героями, достойными Полей Блаженства, ни злодеями, чья участь мучиться в Посмертии Тысячи Болей, и подвержены они только забвению прежней жизни. В Даларии асфоделии издавна являлись предвестниками танатофлоры. Рит Титус Флавирий, первый император Роланской империи, бывший наместник юго-восточных провинций империи Алексуруса Аледонского, сделал асфоделию символом ордена Скорбящих – жрецов, расследующих дела о запретном колдовстве. В Олории венки из белых цветов носили жрицы бога виноделия Литаруса, и трактиры часто изображали на своих вывесках трехгранные лепестки.

Уолт подошел к обелискам и остановился.

В ограниченной монументами земле никто не был захоронен. Здесь нашли последнее пристанище не смертные, а память о них. Память о магах Школы, память о тех, кто не вернулся с опасного задания, кто погиб в яростном столкновении с черной магией и чудовищами Нижних Реальностей, кто кинул вызов могучим силам, тщась защитить слабых, и жизнью своей отстоял их жизни. Эта память нашла свое воплощение в сине-черных мраморных плитах с именами Магистров и краткими сведениями об их жизни.

После Махапопского кризиса обелиски пришлось переставить, расширив площадь, отведенную под мемориал. В Южной стране погибло множество магов Школы, некоторые просто исчезли среди безумия тех дней, не оставив после себя никаких материальных следов. Как, например, Джетуш Малауш Сабиирский.

Уолт быстро отыскал памятник Земному магу. Кроме шаблонных надписей на посвященной Джетушу плите устроители мемориала высекли главные символы геомагических систем Равалона.

Уолт остановился напротив, вздохнул. Намина Ракура уже понял, почему пришел сюда. Среди скульптур Архиректоров и выдающихся Магистров он заметил статую Джетуша – и его потянуло к месту символического упокоения наставника.

Уолт никому не рассказывал, что часто навещает памятник учителю. Иногда просто подходил, смотрел и уходил, иногда мог провести в раздумьях час-другой, иногда его тянуло поговорить, высказать наболевшее – вот как сейчас.