Тени безумия

Да и Вришанами правильно сказал в тот момент: «В воде не ссорься с крокодилами». Прав предыдущий. Не стоит цапаться с Конклавом на их территории, да еще так открыто. В скрытой борьбе Школы и Высшего совета за влияние на мир магов у последнего больше средств и возможностей. Будущему боевому магу со способностью высшего преображения Стихий лучше с конклавовцами не конфликтовать – если он собирается стать таковым. Экзамен на второй разряд проводится Высшим советом, и допускаются к нему лишь одобренные Архонтами чародеи. Станет таковым Магистр, устроивший разборки с обычным провинциальным наблюдателем от Конклава? Вот уж вряд ли!

И потому Уолт терпел.

Но слава Перводвигателю, что не выдержал и вмешался Террис! Славный парень, надо будет на обратном пути отблагодарить его. Впрочем, то дела далекие и вероятные. А сейчас – Мирта. Вон и Дигнам приумолк, осознав важность момента, и на въезде в город никого, не придется ждать своей очереди в веренице телег и повозок, пеших и конных, аристократов и простолюдинов. Кажется, все складывается хорошо.

По второму впечатлению Мирта свое прозвище оправдывала не меньше, чем по первому.

У города не было ни стен, ни иных защитных рубежей вроде валов или рва. Вместо этого Мирту окружала цепь рунных менгиров, создающих охранное магическое поле, живо напомнившее Уолту лангарэевский Купол с одним лишь отличием – колдовская Пелена укрывала государство упырей со всех сторон, в том числе охватывая и воздушные просторы и подземные глубины, а чародейская «фортификация» Города Магов доходила до гор позади Мирты и там завершалась. Впрочем, имелось еще одно отличие: магическое поле вокруг города было бесцветным и невидимым, в то время как барьер Царствия Ночи переливался всеми оттенками пурпура.

Можно не сомневаться – в случае надобности колдовское поле полностью накроет город, служа надежной защитой как от армий смертных, так и от нашествия чудовищ, если первые сойдут с ума и решат напасть на Город Магов, а вторым не хватит ума обойти Мирту стороной.

Позади менгиров возвышались огромные статуи около тридцати метров высотой. Будь это любой другой город, статуи являлись бы скульптурами богов, возведенными для проведения обрядов, восхваляющих Созидателей и их деяния. Однако Мирта славила не поклонение и веру, а познание и разум. Изваяния легендарных волшебников встречали прибывающих в Город Магов. Четыре статуи особенно выделялись среди остальных. Они стояли ближе к оберегающему Мирту заслону, были крупнее и выше.

Первым обращал на себя внимание горный тролль Ильтарикар Грозный, который, согласно дошедшим из Первой Эпохи преданиям, был первым учеником Магов-Драконов. В львиной шкуре на голое тело, с посохом, больше походившим на дубину, покрытый с ног до головы татуировками – могучий уроженец клана Грозящих Небесам оправдывал свое прозвище.

Рядом с троллем стоял человек Кестар Волтарийский, воин-маг, создавший первое Великое боевое заклинание. В латном доспехе, выкованном гномами и зачарованном карликами, со сложнейшей вязью магических знаков на нагруднике, нанесенной сгинувшей расой миилькатов, Кестар держал в руках Соултарас, Меч Света, и Гархад, Меч Тьмы.

Чуть на отдалении от воина-мага гордо выпрямился получеловек-полуэльф Ниасс Тоанэ, лекарь-маг, основатель первой в мире вольной гильдии волшебников. В тоге с прекрасно расположенными складками, с браслетом Порядка на правой руке и браслетом Хаоса на левой, эльфин вытянул перед собой развернутый свиток.

И, наконец, Будущий, маг из пророчества Бальтасаара Аланского, предрекшего появление чародеев, равных по силе и могуществу богам. Его лицо и фигуру скрывал наглухо запахнутый плащ с капюшоном, он опирался на посох с навершием в виде серповидного кристалла, украшенного десятью различными по форме камнями-символами Изначальных, Начал и Стихий.

Четверка волшебников, известная каждому образованному магу в Западном Равалоне. Уолт задержал взгляд на Кестаре, считающемся одним из покровителей боевых магов. Неведомый ваятель изобразил не могучего героя, с легкостью сражавшего сотнями чернокнижников и чудовищ и без проблем, в одиночку, одолевшего армию некролюдов под предводительством одержимого убоговской сущностью лича – таков, например, был портрет Кестара в кабинете Алесандра фон Шдадта: воин-маг в сияющих доспехах стоит над сраженным Костяным Царем, темные щупальца Гархада пронзают грудь лича, гордо воздетый Соултарас изливает потоки золотистого света, неистово полыхает в небе Стая Разъяренных Фениксов, готовая обрушиться на заполнившие равнину полчища неупокоенных. От лика Кестара на картине веяло непоколебимым величием и чуть ли не божественным высокомерием. Однако стоявший на въезде в Мирту воин-маг больше походил на уставшего после длительного сражения бойца, улучившего несколько мгновений для отдыха перед продолжением битвы.