Тени Богов. Искупление

«О чем она говорит?» — спросил себя Хопер и вдруг почувствовал, что не может произнести ни слова, потому что заключен в каменном, непроглядно-черном мешке, из которого нет выхода, сидит в крепости, которую никогда не возьмет ни один враг, заперт в темнице, выбраться из которой не сможет даже бог. «Сейчас», — сказал себе Хопер и сделал то, ради чего он и был создан, сделал то, что он умел лучше всего. И то, чем почти не пользовался, стараясь отгородиться от собственного прошлого. Он стал ими. Стал их частью. Растворился в этой пятерке, словно имя «Бланс» еще не прозвучало, и он все еще был крупицей нечто в мутном океане ничего. И почувствовал сразу все. Через злобу и безумие, накатившие на пятерку, разобрал то, что все еще мерцало внутри них. Боль и отчаяние Андры и Фошты. Мудрость и непреклонность Рит. Холодную решимость Ло Фенга. Растерянность и упрямство Брета. Почувствовал и стал ими. И прошептал каждому на ухо одно и тоже — «Не надо». А затем погрузился в Гледу и увидел ее мать, Лики, юную и легкую, столкнувшуюся с молодым и ловким, но ставшим вдруг неуклюжим и глупым Торном в лавке весельчака Раска. Ее милую улыбку, ее запах, ее голос, ее тонкий стан. Ее упрямство, когда она сказала избраннику, что куда упрямее собственного отца. Увидел Макта, заснувшего у груди матери. Саму Гледу, сосредоточенно сосущую собственный палец. И ее же прикушенную губу, когда она раз за разом не могла отбить хитрый выпад отца за казармой роты стрелков в Альбиусе. И искры в глазах, когда ей это удалось. И ее напряженную спину тогда, на площади в Альбиусе. И тело ее матери Лики, в которое ее отец, Торн, упирался коленями. И тело Макта, в которое ее отец, Торн, упирался коленями. И залитые кровью плиты проездного двора, в которые ее отец, Торн, упирался ногами до тех пор, пока не был зачарован холодной и безразличной силой. И опять Гледу с пылающим знаком на лбу, которая все еще смотрела на отца, но уже не видела его.

«Она уже в ней, — подумала Филия. — Ты не успеешь».

— Ты ничего не понимаешь, — ответил Хопер и, распахнув котто, окликнул Ло Фенга. — Эйконец. Ты видишь это? Вырежи и вставь в плоть Гледы. И только потом разбуди ее, иначе вам всем конец.

— Сделаю, — кивнул Ло Фенг.

И черный колодец обрушился.

— Лишь миг отпускает судьба, — прошептала Филия, озираясь и жмурясь в небо, куда, как ей показалось, должны были улететь и Карбаф, и Бланс. Мать так и сказала ей, что в этот раз и тот, и другой избегут полного развоплощения. Больше она не сказала ничего.

Медленно, словно от изнеможения опустилась на камень Рит, которая только что затянула котто на груди Гледы, покрыла снадобьем и перевязала ее шею и вытащила изо рта у нее красный лепесток или тонкий стручок неведомого растения. Молчал, словно погрузившись в сон с открытыми глазами, Ло Фенг. Замер над рассеченным пополам Мабоком Брет.

— Еще не все, — вздохнула Филия.

— Она во мне, — прошептала Гледа, которая избавилась от знака на лбу, но одновременно с этим как будто стала выше ростом. — Она бьется во мне.

— Вжжжис, — взмахнул мечом Ло Фенг и подбирающийся к Гледе старик с секирой задергался и умер.

— Тенер… — прошептала Гледа. — Никого не осталось.

— Рит, — Брет растерянно развел руками. — Забыл сказать. Еще в лесу отец просил передай твоей бабке Лисе и какому-то Зонгу или Оркану извинения, что он украл нож. Но она бы не отдала нож просто так. Пришлось украсть.

— Она во мне, — повторила Гледа. — Это словно… огонь. Он не обжигает, но я чувствую движение пламени. Что мне делать?

— Я не знаю, — пожала плечами Филия и посмотрела на Ло Фенга. — Но пока ты жива, эта пламя будет заперто. Мы поймали ее в ловушку. Хопер поймал ее в ловушку.

— Хопер, — посмотрела Гледа на осыпающегося черным пеплом книжника, а затем нашла взглядом и труп Раска.

— Теперь ты отправишься на остров Теней? — тоже посмотрела на Ло Фенга Рит.

— Разве жатва уже закончилась? — спросил эйконец. — Или ты хочешь оставить Гледу одну?

— Сколько их осталось, сестра? — подошел к Филии Брет.

— Думаю, десять, — прошептала Филия. — Аммы, Раска и Атрааха больше нет. Карбаф и Бланс продолжат путешествие, но как и где — я не знаю. Я даже не уверена, что они вспомнят это. Потому что такого еще не было.

— Не десять, — мотнула головой Гледа и положила руку на грудь, — одиннадцать. Но не я. Внутри меня. Что мне делать?

— Не знаю, — повторила Филия. — Думаю, уходить. И уходить немедленно. Вряд ли жнецы смирятся с незавершенной ворожбой. Смотрите, фризы уходят.

Равнина перед Опакумом начинала понемногу шевелиться. Лежащие тут и там воины вставали на ноги и шли туда, где их подчинили жестокому колдовству, не вполне понимая, что с ними было и где они. Зашевелились и воины внутри крепости.

— Эйк, мать твою за ногу! — донесся откуда-то сверху раздраженный крик Ходы. — Ты меня раздавил почти!

— Сейчас я попробую встать, — виновато загудел в ответ Эйк.

— Да уж попробуй! — крикнул Хода.

И вслед за этим долетел жалобный вой Скура:

— Ну, долго мне еще держать морок на этом менгире? Еще минут пять, и я сдохну!

Эпилог. Чилдао