Тени Былого

— Ты ведь знаешь, что Шампольский учился у итальянцев? — После пары минут молчания, наконец глухо проговорил художник, осушив перед этим стакан вина. Взгляд его был уперт в пол, он явно не хотел смотреть на гостей. — Хотя о чем я, вы же, когда он умер, документы его… Ладно, неважно. Так вот, итальянские мастера, те, которые из настоящих, наследники титанов Возрождения, всегда говорили: «Есть ученики и есть Ученик», имея в виду то, что ремесленников истинный художник может за жизнь свою выучить много, но продолжиться как творец он способен только в ком-то одном. И речь не о сыне, для творца кровное родство ничего не значит, важнее единение душ.

— У Шампольского не было учеников, — озадаченно произнес Ровнин.

— Был, — пробубнил Кузя. — Про него знали лишь я и Гнедич. Мы Марку слово дали, что никто про этого паренька не узнает. Только Гнедич никогда бы эту тайну не выдал, в отличие от меня. А теперь и не выдаст, он еще в том году умер.

— Кузя, потом побьешь себя в грудь и покричишь «моя вина», — поторопил его Ровнин. — Лучше скажи — как так вышло?

— Он этого пацана на вокзале подобрал, года за два до смерти. Там все очень странно получилось. Сам посуди — чего Шампольского на вокзал занесло, коли он ехать никуда не собирался, как этого отрока заметил, который уже почти загнулся от холода, почему решил отвести его в свой дом? Судьба, короче, как в таких случаях и бывает. Она всегда знает, что делает.

— И паренек оказался талантлив до невозможности, — утвердительно продолжил начальник отдела.

— Не то слово, — наконец поднял глаза Кузя. — Шампольский передал ему все свои секреты. Все до единого. И не только, он ему еще и коллекцию картин оставил, ту, что собирал последние лет десять. К слову — интереснейшая коллекция, между прочим, и я не о цене говорю. Кто в ней? Брюллов, наброски Ге, Жаммет — короче, все те, кто учился мастерству именно у итальянцев. Улавливаешь?

— Предельно, — кивнул Ровнин. — Да и все остальное потихоньку встает на свои места. Скажи, а паренек этот как — пьющий или нет?

— А кто не пьет? — с наигрышем воскликнул Кузя, распечатывая уже третью бутылку. — Есть грех. Ну а если без лукавства — запойный он. Молодой совсем, а уже запойный.

— Адрес диктуй, — велел ему начальник отдела.

— Олег, этот парнишка — гений, — с мольбой произнес художник. — Гений, понимаешь? За два года он прошел путь, на который Марку понадобилась вся жизнь. За два года! Не знаю, что он натворил, но он — душа. Он — обнаженный нерв. Такой силы талант раз в десять поколений являет себя свету, а может, и реже. Олег, лучше меня за него забери! Тюрьма там, или еще что! Я готов!

— Кузя, с ума не сходи, — попросил его Ровнин. — И злодея из меня не делай. Мы просто поговорим с ним — и все. Внушение сделаем, конечно, но сажать никто никого никуда не собирается.

— Ну да, ну да, — неожиданно трезво съязвил Кузя. — Тоже отдашь приказ, а его никто и не выполнит.

— Адрес, Кузя, диктуй. И я сразу уйду.

По лестнице они спускались молча, но ближе к первому этажу Коля не удержался от вопроса:

— А вот вы всё — итальянцы, итальянцы. Почему?

— Италия не только спагетти и пиццей славится — ответил Ровнин. — Итальянские скрипичные мастера, стеклодувы, скульпторы и художники с давних времен признаются одними из лучших в мире, их владение мастерством отточено до идеала, во многом за счет преемственности. Секреты красок, лаков, светотеней, — это все прошло через века, неустанно совершенствуясь. Ну а от настоящего искусства до мистики один шаг, и очень короткий, особенно если учесть, что упомянутые Кузей титаны Возрождения взяли за правило делать вещи, которые по нашим меркам нормальными не назовешь. Например, для них было нормой связать незримыми узами портрет и натурщицу. Как? В краски подмешивалась ее кровь или измельченные волосы. Стоит ли удивляться, что половина призраков, живущих в старых портретах, родом из Италии? А знаменитые статуи-убийцы, которые изготавливало семейство Скореззи в Венеции? Так что итальянские художники много чего умели, и я сейчас не только о живописи и скульптуре речь веду. А еще иногда они передавали секреты своего мастерства особенно талантливым чужеземцам, пусть и очень редко. Одним из них и был Шампольский. Кто-то из этих посвященных так и не воспользовался полученной наукой, кто-то, наоборот, использовал ее время от времени, и наш фигурант был из последних. Правда, под конец жизни он пожалел о сделанном, собрал все свои картины, какие смог, и сжег их, лишь несколько уцелело. Ну я про это уже рассказывал.

— И в конце концов он передал все, что знал и чем владел, своему невероятно одаренному ученику, — закончил за начальника Коля. — Одаренному, но запойному. Тот, в свою очередь, продал подаренные учителем картины коллекционеру, причем наверняка за бесценок. Когда керосинишь без продыху, ни о чем не думаешь и ничего тебе не жалко. Потом он наверняка к нему пришел и попытался их выкупить, но старик ему отказал.