Тени Былого

Вика кивнула и убрала цепочку с кулоном в небольшой металлический ящичек, туда, где лежали его собратья, добытые оперативником ранее. Как и было сказано, она изначально не сомневалась в том, что все эти предметы являются звеньями одной цепи, но, по неписаным правилам Отдела, ранее четвертого идентичного случая правонарушения чары для поиска злодея применять не разрешалось, следовало обходиться обычными способами сыска. Кто и отчего такое правило придумал — неизвестно, но нарушать его никто не собирался, как, впрочем, и некоторые другие, не менее категоричные. Отдел чтил свои традиции, а его сотрудники прекрасно осознавали, что их предшественники точно были не глупее их, и если они вводили когда-то какие-то ограничения, то делали это не просто так, по своей прихоти.

— Сразу скажу — по возможности, постарайся его живым взять, — велела Коле Виктория. — На предмет пообщаться. Ну и все свитки, книги, пергаменты, что будут обнаружены…

— Не учи ученого, — попросил ее оперативник. — Слава богу, не первый день работаю, процедуру знаю.

Он очень надеялся, что она сейчас как-то пошутит, вроде «ну да, не первый день, а целый второй год», или просто улыбнется. Но — нет, девушка будто не услышала его. Хотя, может, так оно и было, может, Вика просто уже забыла о том, что Нифонтов все еще здесь. Про дело все проговорено, а остальное, что к нему не относится, — несущественно.

Выйдя из кабинета и прикрыв за собой дверь, Коля печально вздохнул и направился к начальнику Отдела 15-К Олегу Георгиевичу Ровнину, без санкции которого в этом мутном деле все равно было никак не обойтись. Традиции традициями, а старший отмашку дать должен.

— Валентина, отстань от меня, — услышал оперативник страдальческий голос начальника, еще не доходя до его кабинета. — Ну что вам всем от меня сегодня надо?

— Справедливости, — заявила Тицина. — Только ее. Это рыжее чудовище скоро все здание разнесет по кирпичику!

— Сама ты чудовище, — раздался голос с лестницы, и он принадлежал Мезенцевой. — Я тебя, между прочим, никогда не обзывала!

— Не хватало только, — окончательно разъярилась Валентина. — Олег Георгиевич, если ты от нее не избавишься, то я подам в отставку, так и знай! В конце концов, в этом что-то есть, будет создан прецедент ухода человека из отдела не на кладбище, а на заслуженный отдых.

— Тебе до пенсии еще служить и служить, — резонно заметил Ровнин. — Или ты себе руку отпилишь, чтобы по инвалидности уйти?

— Лучше без руки дома сидеть, чем с этой блаженной работать! — рявкнула Тицина. — Чего тебе, Нифонтов?

— Мне бы к шефу, — выставил перед собой ладони Коля. — И сразу — я соблюдаю нейтралитет, то есть в ваши дела не лезу, все разборки — без меня!

— То-то ты ее с собой никогда на выезд не берешь, — злорадно заметила Валентина. — С чего бы такая доброта? А я скажу…

— Вот-вот! — поддержала ее с лестницы Евгения. — А я без работы тут совсем скоро одичаю!

— Николай, рад тебя видеть. — Ровнин встал из-за стола, спешно подошел к оперативнику, буквально втащил его в свой кабинет, аккуратно оттеснил за порог демонолога, сообщив той: — Работа есть работа, Валентина. Личное потом, сначала служебное.

После он еще с минуту постоял у двери, убедился, что Тицина, недовольно ворча, отправилась к себе, облегченно вздохнул и сообщил Коле:

— Ужас какой-то. И правда — откуда на нас свалилось это бедствие? За какие грехи?

— Из отдела кадров, — резонно предположил Нифонтов. — Откуда же еще? Да и не такое она бедствие, на самом деле. Просто у Женьки детство еще в заднице играет, несмотря на то что она вроде уже и взрослая деваха. У меня двоюродная сестрица такая же была, почти до «четвертака» дурью маялась, за ум браться не хотела.

— И? — заинтересовался Ровнин.

— Залетела, замуж вышла, родила, перебесилась, — лаконично ответил Коля. — Сейчас в мэрии нашего города работает, после работы домой сразу бежит, мужа борщом кормить.

— То есть ты предлагаешь мне Мезенцевой мужа найти, что ли? — озадачился Ровнин. — Или самому инициативу в плане оплодотворения оной особи женского пола проявить?

— Я ничего не предлагаю — передернул плечами парень, который до сих пор не всегда мог понять, когда его начальник шутит, а когда говорит серьезно. — Просто сказал, что раньше или позже она повзрослеет, тогда и ясно станет — выйдет из нее толк или нет.

— А если ее порвут на куски до того? — устало поинтересовался у него Олег Георгиевич. — Потому что она головой соображать пока не желает и лезет во все щели? А нам после с этим жить?