В принципе мысль эта витала в воздухе, Гуревич только ее словесно оформил. На лицах собравшихся я читал только озабоченность, всерьез спорить с сержантом никто не хотел. Тем более что в моменты крайней нужды все смотрят на того, кто назначен главным, кто ведет и в конечном итоге за все отвечает. Но о том, что власть тоже состоит из людей, делающих ошибки, люди думают уже потом, если вдруг что-то идет не так.
Никола, подняв глаза от упряжи и поскребывая тыльной стороной ладони седую щетину на щеке, вполголоса бросил:
– Овса коням на пять дён осталось. Ежели заплутаем, землю и сухостой оне жрать не стануть. Человек что? Он без жратвы куда хошь идтить будет, пока силов хватит. Поворачивать надо… но я как все. Пущай обчество решает.
Словоохотливый до сего момента Стах только пожал плечами, но, видя, как выжидательно на него смотрят остальные, тоже высказался за возвращение:
– Сеня один дорогу хорошо знал, я эти его приметы плохо разумею. Вот шел себе и шел, иногда так и вообще наобум. Выпьет старки своей пару глотков, и вот на тебе – видит дорогу. Я бы не повел, мутота одна.
Петря вообще только сплюнул в сторону и снова принялся крутить какие-то гайки. Я уже совсем собрался повторить аргументы, изложенные сержанту часом раньше, но в этот самый момент из дверей вылетел Анджей. Низкорослый поляк именно что вылетел как пробка из бутылки, до того торопился сообщить нечто важное, будто и нет у него рации.
Подбежав к сержанту, он схватил Гуревича за рукав, но обращался ко всем сразу:
– Зарево погасло! Пошли, вы все должны посмотреть!.. Только что сияло, сияло, и на тебе – хлоп и погасло!..
Известие поразило всех настолько, что люди нестройной толпой ринулись к провалу, чтобы оттуда посмотреть на случившееся. Я тоже пошел следом и в открывшемся пространстве увидел абсолютную темноту. Снаружи опять царила ночь, чего из-за ярких зарниц не было видно. Вынув монокуляр, я силился что-то рассмотреть, но тщетно. Прибор по-прежнему отказывался выдавать расстояние, а приближение в пять раз оказалось бессильно перед завесой темноты, из которой состояло все пространство за границами аномального поля.
Когда страсти немного улеглись, все вернулись к повозкам. Возбужденные увиденным, люди громко переговаривались, и я решил, что сейчас весьма удобный момент для предложения, к которому еще пару минут назад никто бы и не подумал прислушаться. Люди были настолько ошарашены хорошей новостью, что никто не задавался вопросом, что же теперь делать. Видимо, возвращение обратно казалось им вопросом решенным.
Однако Гуревич заставил всех успокоиться, и я начал излагать:
– Эта штука вполне могла изменить все вокруг, а не только впереди. Кто из вас может поручиться, что дорога назад так же безопасна? Пойти-то можно, но вот куда мы придем без проводника, это большой вопрос.
Мои слова произвели нужный эффект, радужное настроение само собой увяло, а на лицах обозников опять появилось растерянное выражение.
Снова вступил Гуревич:
– А кто скажет, что впереди все нормально? Я раньше ходил, поворачивали с полдороги, и ничего особенного, доходили же.
Спорить было даже неинтересно. Настолько мощный аргумент был у меня в виде стухшего природного явления.
– Допустим, сержант. А такая хрень тоже была?
Тот только сокрушенно мотнул головой, мои вопросы смущали альфовца своей неразрешимостью, однако он упорно стоял на своем:
– Позади нет сияния, есть шанс, что все осталось как было.
– Есть, не спорю. Но как далеко от того места, где мы сейчас сидим, а?
Парень попытался прокрутить ситуацию, и снова на его лице появилось выражение досады, и он таки сдался.
– А вы что предлагаете? Как идти вперед, если там была эта штука? Что там сейчас?!
– То же самое, что и позади: фиг его знает что! Мы сейчас как крот в узкой трубе: вперед боязно, а назад жопа не пускает. Есть у меня одна идея, как пройти. Но прошу остальных мне подыгрывать. Так и так другого варианта нет. Как только появится наш хворый проводник, все делаем вид, что ничего не произошло.
Общие сомнения выразил молчавший до сих пор Петря. Более всего к нему подходит выражение «средний», настолько он был обыкновенный и ничем не примечательный парень лет двадцати.
Спокойным, слегка в нос, голосом он поинтересовался:
– Это чего, псих нас поведет?
Ропот усилился. Гуревич совсем было хотел что-то вставить, но я поднял руки и снова принялся убеждать:
– Я уже видел такое раньше. Псих-то он псих, но ведь не дурак же. Его сознание ищет повод вычеркнуть страшное из памяти. Природа нам теперь в помощь, давайте ей подсобим. Вы что, серьезно думаете, что до этого момента он вас по дороге вел?! А вот хрен-то там! Повторяю опять: подыграйте, и Сеня поведет караван как обычно.