Тени черного волка

Первый раз в жизни Харди Хитрый не оправдал своего прозвища. И последний. Хотя он старался: вынул стопор и вместе с Гансом придерживал ручку, чтобы барабан не сильно раскручивался и мост не упал под своей тяжестью, а плавно, без повреждений опустился на место. Потом с Рихтером они отодвинули засовы и вынули поперечную противотаранную балку, а Ганс быстро распахнул створки ворот и поклонился въезжающему первым в покорившийся замок барону фон Крайцнеру. Но выпрямиться не успел: командир имперского Летучего отряда острым мечом отрубил склоненную голову, и она покатилась по тщательно установленному подъемному мосту, обильно пятная его кровью. Телохранители барона столь же сноровисто и быстро зарубили Харди Хитрого и Рихтера, так что те даже не успели изумиться и испугаться. А вот увидевшие расправу стражники, вышедшие к воротам сдаваться на милость победителей, пришли в ужас.

– Милосердия! Жизнь невиновным! Просим пощады! Господин барон, вы же обещали, – нестройно загомонили они, а некоторые даже упали на колени, вздымая руки то ли к небесам, то ли к командиру отряда.

– Милосердие обещано невиновным! – крикнул фон Крайцнер, пришпоривая коня. – А незаконное войско государственного изменника виновно!

В окружении телохранителей он скакал по мощеной улице Маутендорфа – не первого и не десятого захваченного, с боем или без, замка, за ним, словно ртуть в узкое бутылочное горлышко, вливался сияющий поток змееголовых латников и тут же растекался по кровеносным сосудам пронизывающих обреченную крепость улиц. Некоторые, правда, ненадолго задержались у ворот, чтобы воздать должное несостоявшимся пленным и подтвердить высказанную опытным Кёнигом мудрость о короткой памяти победителей, но потом быстро догнали своих. Лишь несколько десятков трупов в разношерстных доспехах могли создать видимость отчаянной битвы за Маутендорф, но впечатление портило отсутствие шлемов, которые снимают только сдавшиеся в плен: герои гибнут в полном снаряжении и с оружием в руках.

Кровавую расправу у ворот видел рыжий Мориц и еще несколько сотрудников Управы кастеляна, видел грузный Бартольд со своими таможенниками, видели прильнувшие к окнам жители прилегающих домов, видели Кёниг и его люди, перегородившие вдали главную улицу перевернутыми телегами, бревнами и всем, что попалось под руку… Самое быстрое, что есть в мире – это дурные вести, поэтому вскоре весь Маутендорф уже знал, что в замок ворвались жестокие и бессердечные захватчики. Некоторые жители, схватив имеющееся оружие или вилы и топоры, бежали к баррикадам защитников замка, но большинство баррикадировались у себя дома за ставнями или в подвалах.

Между тем на улицах шли бои. Хотя назвать происходящее боями можно было довольно условно: аркебузеры давали залп по примитивной баррикаде, налетевшие конники добивали уцелевших и ошеломленных защитников, слуги и оруженосцы рыцарей оттаскивали телеги и бревна в сторону и Летучий отряд продвигался вперед до следующей преграды, потом ситуация повторялась… Наступление шло довольно быстро, хотя кое-где и не столь успешно.

Арбалеты слабее аркебуз, но перезаряжаются гораздо быстрее, а на маленькой дистанции достаточно эффективны. Змееголовые теряли лошадей и получали ранения, но хорошие доспехи создавали для них серьезное преимущество. Кое-где вспыхивали пешие схватки, но мечом латы не пробить, а у большинства имперцев были тяжелые датские топоры с острым клювообразным ударником, проникающим в любую щель, и плоским шипастым обухом, которым можно оглушить и сшибить с ног самого крепкого бойца. Имелись у них и тяжелые двухлезвийные секиры, разрубающие сочленения панциря и отрубающие руку вместе с наручем; и молоты, сминающие шлемы вместе с головой…

В общем, на холодных камнях Маутендорфа оставались, в основном, тела стражников замка, и, несмотря на сопротивление, имперский отряд наступал, сужая кольцо вокруг Княжеской башни, ибо любая крепость, дворец или замок живут лишь до тех пор, покуда живет их хозяин.

На третьем этаже, у выходящего на последнее убежище разжалованного князя фон Бауэрштейна окна Северной башни, занял позицию его личный стрелок Курт Шефер, который должен был защищать князя в случае любого нападения. Назначая Курта на столь важную должность и размещая по соседству с собой, Бауэрштейн не мог предположить, что это агент Тайной Стражи императора по прозвищу «Орел» и его цели прямо противоположны тем, которые он ему определил. Но, как в бесхитростных пьесах бродячего театра, приближался момент истины, когда маски сбрасываются, а цели злодеев и праведников становятся очевидны, вызывая восторг и негодование публики, получающей в конце концов полное удовлетворение от торжества справедливости…