Осень — каждый находит красоту в этом времени года; оно интимно, откровенно и неуловимо напоминает бордель. В какой угол не посмотри: кругом океан пестрых цветов и обнаженной красоты, но стоит опустить взгляд, как обнаружишь утонувшую подошву в чем-то омерзительно склизком. И дай бог, если то обычная грязь.
Жизнь Джин также напоминала бордель, в прямом смысле — она в нем работала. И каждое утро, когда клиентов нет, она потягивалась до характерного щелчка в позвоночнике, топала босиком на балкон и смачно сплевывала на мостовую. Ничего личного, просто ритуал.
Едкий смог окутывал небосвод, а густой утренний туман по обыкновению расползался по узким улочкам Энкёрста. Его кисельная дымка превращала прибрежные дома в мутный силуэт похожий на острые ощетинившиеся скалы, которые рваной линией на горизонте обрывались и уходили вниз к причалу и судостроительной верфи, где вечно толпились покачивающиеся на волнах прибоя мачты кораблей.
К счастью, подул свежий ветерок. Легкий бриз сорвался с моря, дернул флюгер на макушке лоцманской службы и принялся безобразничать, умыкая агитки с просоленных стен причала.
Они взмывали в стальное небо и волочились над городом, над разрушенными бараками и куцыми пристройками, над перевернутыми лодками, усыпанными ракушками и илом, и над обгоревшим остовом кроильного квартала. Запах обугленных досок третий день ломился сквозь ставни надушенной комнаты Джин, утопая в бесконечном дыму кальяна.
Мимо балкона пронеслась листовка с изображением Бальдера Строма: героя-освободителя, предводителя всех обиженных и угнетенных; затем зацепилась за коготь чайки и устремилась вместе с ней к рыбному лотку. Буквально секунда, и тухлый смрад внутренностей пропитал смятую бумагу, пока пернатая крыса, угнездившись на подоконнике, вынимала кишки из своего завтрака прямиком на лучезарную улыбку героя-освободителя.
— Пошла на хрен отсюда! — Тучный седой мужик, со скрипучим голосом злобно саданул метлой по створкам, спугивая голодную птицу, лишившейся не только еды, но и перьев. — Все окно мне засрали, сукины дети!
Ах, если бы только окно. Портовая часть города и раньше не благоухала розами, а с постройкой фабрик жителям пришлось приноровиться дышать по-новому. Преимущественно в курильнях, единственном месте, где одна вонь могла совладать с другой. Так что выбирать — чем дышать — не приходилось.
А чем жить… тут вариантов несравнимо больше, как на торговом прилавке шарлатана, всё на вкус и цвет.
Для Джин, этим оказалось зеленое сочное яблоко, чья кожура так приятно лопалась под натиском зубов, заливая подбородок пенистым соком. Она с самого детства обожала кисло-сладкий нектар и горечь кожуры во рту, потому день, прожитый без яблок, казался ей пустым и блеклым. У человека всегда есть свои маленькие слабости, пусть и такие нелепые. Однако, в этот раз — посмаковав фрукт, Джин тут же выплюнула все что прожевала.
— Эй, — крикнула она с лоджии, — твои яблоки полное дерьмо!
— Что тебе не продай, тебе все дерьмо! — Торгаш родом с восточных островов Кенрии, поднял прищуренные желтые глаза вверх и ощерился такой же желтой улыбкой. Местные не заморачивались, так его и называя — Жёлтый. Реальное имя никого не интересовало.
На свою беду он был иностранцем, потому местное ворье просто и незатейливо грабило беднягу стабильно раз в неделю. По праздникам чаще. Вот и сейчас два мелких засранца уже как добрых полминуты обчищали его прилавок.
Оливер — воровал, а Томас — отвлекал, суетясь вокруг как назойливая мошка: «Дядя, дядя! А когда ты уедешь?» — не унимался гундосый мальчик с заячьей губой.
— В самом деле, ты скоро свалишь на родину, нэ? — мигрантов не любили в Вердании, особенно в ее столице Энкёрсте, — Глядишь, без тебя и фрукты свежее начнут завозить.
Этот выпад Желтый проигнорировал, как и все предыдущие, иначе бы он здесь не выжил. Джин помусолила второе яблока в руках. Жесткое и блестящее, точно воском покрытое. Какая мерзость.
— От того, что ты пялишься, оно зеленее не станет, — проскрипел мужик, подпирая плечом столб шатра и так удобно занимая позицию для кражи.
Джин вспомнилась поговорка: кто рано встает — тому бог подает. Что ж, утренний туман весьма недурно подает карманникам. Оливер воспользовался удачно подвернувшимся случаем и подрезал кошелек.
Интересно, и кто их научил так нагло красть? Хороший вопрос, ответ на который явился сам, — с копной взъерошенных рыжих волос:
— А от того, что ты пялишься — она ноги не раздвинет, — злобно заявила Фрид.
Кенриец на это вытянул губу и сплюнул на тротуар, часть ритуала, не иначе:
— Не собираетесь ничего покупать — проваливайте в ваш бордель. От вашего срамного вида товар портится, того и глядишь виноград засохнет!
И в этот момент мешочек, набитый звонкими монетами, беззвучно перекочевал в ладонь юнца. Оливер подмигнул и дал добро.
— А что, сморщенный изюм напоминает собственные яйца? — хохотнула Фрид, выхватывая яблоко у Джин и без задней мысли зарядила его точно Желтому в лоб, — Мальчики, а ну домой!