Но почти сразу его кольнуло разочарование: здесь не было совершенно ничего, говорящего о привычках и вкусах владелицы. Ривэн помнил комнаты королевы Элинор и придворных леди — те, где ему доводилось бывать: куча памятных безделушек, стены и пол в любимых тонах, какие-нибудь засушенные цветы, брошенный веер, накинутое на ширму смятое платье… И, разумеется, запах духов — у каждой своих. Даже покои леди Синны, которые Ривэн видел бегло и только раз — после её побега — могли рассказать о ней лучше любого биографа. Хотя бы стопка книг о путешествиях и маленькая лира, на которой явно тайком учились играть…
Здесь же — чисто и пусто, будто в дорогой гостинице. Тёмное покрывало и никаких перин на кровати — аскетичное, почти солдатское ложе. Ни одна ти'аргская или, тем более, дорелийская леди не легла бы на такое. Давно не топленный камин, деревянный кувшин для умывания. Письменного стола нет — только ножницы и разноцветные клубки шерсти, разложенные на низкой скамеечке; Ривэн сначала принялся искать взглядом ткацкий станок или спицы, но потом сообразил, что альсунгцы пишут узелками. Даже шкафа нет — один расписной сундук, неожиданно маленький. И, собственно, всё — ни книг, ни картин, ни украшений, ни статуэток богов… Овальное зеркало на стене, а под ним — полочка, на которой нет ничего, кроме костяного гребня, куска хвойного мыла и…
Ривэн медленно сглотнул ставшую горькой слюну. Она.
Тонкая серебряная диадема с тем самым дивным камнем, сияющим, как упавшая звезда. Преспокойно лежала тут — будто его дожидалась. Голос Уддина окончательно перешёл в разряд надоедливых фоновых шумов. Ривэн утонул в мягком свечении граней, чувствуя, как тёплая, щекочущая истома наливает его.
Как Линтьель, нищий Линтьель, видел это сокровище и устоял перед искушением?
И — интересно, бывает ли Линтьель здесь, в этой комнате?…
Ривэн прогнал непрошеные мысли и с усилием оторвал взгляд от диадемы. Будет ещё время налюбоваться, а пока рядом Уддин, будь он неладен.
— Ну, насмотрелся? — спросил альсунгец — он явно всё сильнее нервничал, поглядывая на дверь. — Доставай своих драных кошек, и пошли отсюда.
— Сейчас… — засуетился Ривэн, развязывая тесёмки мешка. Он с удовлетворением отметил, что руки не дрожат, и принялся с благоговеющим лицом раскладывать на постели ворованные шкурки чернобурых лис. Как раз под погоду — и под вкусы этой колдуньи, что бы там ни говорил Уддин. Он просто ничего не понимает в женщинах.
— А вон там что? — остановившись шкурке на пятой, Ривэн приподнял брови в деланном удивлении и ткнул пальцем за спину Уддина. Как он и ожидал, простейший трюк сработал: для интеллекта альсунгца большего и не надо. Он машинально обернулся и спросил:
— Где?
Это было всё, что требовалось Ривэну. Он заранее встал поближе к полочке с диадемой и теперь, схватив её, бесшумно засунул в мешок — шкурки обезопасили от возможного звука. А взамен достал другую — очень похожую подделку из местной ювелирной лавочки, которую присмотрел ещё на прошлой неделе. И бережно водрузил на то же место. Конечно, камень совсем другой, и даже обхват различается, но где уж Уддину обратить внимание на такие тонкости…
Вот колдунья заметит сразу, это уж точно. Но Ривэн к тому времени будет уже далеко.
Вся операция заняла пару секунд; каждое движение Ривэн просчитал с математической точностью. Когда Уддин снова развернулся, он с самым честным на свете лицом копался в мешке, доставая очередную шкурку.
— Голова волка, разве не видишь? — со своей забавной гордостью протянул альсунгец. Ривэн подобострастно кивнул; кажется, он действительно ткнул пальцем в единственный примечательный объект покоев. Над входом висела громадная волчья голова, довольно устрашающая: шерсть серебрится, как диадема у него в мешке, в жёлтых глазищах будто горят маленькие молнии. И клыки те ещё — более чем внушительные клыки… Ривэн порадовался, что никогда не видел волков живьём. Сейчас он был способен обрадоваться чему угодно.
— Искусная работа. А из чего это?
— Как из чего? — Уддин не понял вопроса. — Это голова волка, я же говорю. Конгвар… То есть, король Конгвар как-то убил его на охоте и преподнёс госпоже. Иногда она мастерит чучела. Ну, для развлечения.
— О… — только и смог произнести Ривэн. — Знаешь, пожалуй, ты прав, пойдём. Мне что-то нехорошо.
Зима настала суровая — казалось, что альсунгцы привезли морозы с собой. Из своих мрачных краёв, где ночи тянутся дольше дней, а песни и сказки всегда кончаются смертью.
Постоялый двор «Зелёная шляпа» на обочине одного из торговых трактов, ведущих к Хаэдрану с юга, занесло снегом по самые окна на первом этаже. Впрочем, хозяин гостиницы — высокий огненно-рыжий человек с вечной щетиной — почему-то расчищал его собственноручно, без жалоб и ворчания. Сосульки над входом он тоже сбивал сам, улыбаясь их весёлому звяканью, а потом шёл на кухню — присмотреть за обедом для постояльцев, или протопить комнаты, или проверить счета. Дел всегда хватало.