Ксенька тотчас забрела в траву, шла и шла по полянке, спускающейся к берегу лесной речушки, выбирала самые лучшие цветы. Но вдруг остановилась, к чему-то прислушиваясь. К ней подбежал Мишка.
— Гляди, каких я тебе нашел!
— Тише! — прошептала девушка. — Там, на берегу, кто-то разговаривает, что ли…
Оба замерли. За невысокими кустами, огородившими поляну, булькала речушка. Потом в самом деле послышались голоса.
Мужской:
— Машина, что ли, остановилась на дороге?
И женский:
— Да нет, проехала вроде.
Парень и девушка несколько секунд стояли недвижимо, не зная, что делать.
— Пойдем… потихоньку, — потянула девушка Мишку за рукав к дороге.
Но в это время из-за кустов опять еле слышно донеслось:
— Не надо больше встречаться нам, Фрол. Не надо. Вскоре после того, как ты ушел от меня, я почувствовала — ребенок будет… Спасибо тебе. Я уж думала — возьму какого-нибудь сиротку из детдома. Да разве со своим-то сравнить!
За кустами помолчали. Потом снова:
— И как же теперь, Клавдия? Я тоже думал: как оно все это выйдет, если ребенок будет? Чей он — кому ж не ясно… Степанида — это ничего. А Митька, Зина? Только-только вроде прилаживаться друг к другу стали…
— Уеду, однако, куда-нибудь я…
— Совсем?
— Почто же?… Года через три-четыре — вернусь. Скажу — из детдома взяла. Или… Да и кому какое дело тогда, откуда у меня ребенок…
— Плохо это, уезжать-то…
— Нехорошо. Не хочется. Да что ж… Зато теперь у меня счастье есть. Когда будет можно, я и ребенку своему, и всем скажу, кто его отец. Ладно?
— Конечно, чего ж тут… Да-а, вон как даже оно бывает, в жизни-то…
Ксенька с Мишкой стояли не шелохнувшись, пораженные чем-то большим, таинственным и пока им не совсем понятным.
Первая опомнилась Ксенька. Она нагнулась, осторожно зачем-то положила на землю нарванные цветы и тихонько пошла к машине.
— Букет соберем где-нибудь в другом месте, на обратном пути, — сказала она, когда Мишка тихонько тронул грузовик. — А кто это там говорил — не знаешь?
— Нет, не угадал по голосу.
— Вот и я не угадала. Ладно?
— Ладно.
Но минут через пять девушка все же вздохнула:
— Ей и так, тете Клаше, тяжело.
На обратном пути остановились далеко от этой поляны.
— Айда поглубже в лес, — сказал Мишка. — Там, в прохладце, они еще только-то расцветают.
В сумеречных, холодноватых зарослях цветы действительно были свежими, крепкими. Желтоватыми огоньками они манили Ксеньку с Мишкой все глубже и глубже. Только чем дальше отходили от дороги, тем все гуще становился какой-то гнилой, смрадный запах.
— Пойдем назад, — проговорила наконец Ксенька. — Тут что-то…
— Действительно, — сказал Мишка. — Падалью, что ли, воняет. Видно, зверь какой-то подох… Пошли!
— Сейчас… Вон тот цветок только…
Ксенька сделала несколько шагов в сторону, нагнулась за цветком. И вдруг выронила собранный букет, отпрыгнула с криком «А-а!», дрожа, прижалась к Мишке.
— Что… кто?! — воскликнул Михаил тоже испуганно, однако обхватил девушку, загородил ее от непонятной еще опасности своим телом.
— Там, там… — беспрерывно повторяла Ксенька, увлекая его прочь.
— Да что там? Кто?
— Не знаю… Пойдем, ради бога, пойдем… Человек вроде там…
— Опять человек?! Какой? Откуда? Показалось тебе…
— Не знаю… Нет, не показалось…
Несколько секунд они стояли, прижавшись друг к другу.
— Постой-ка, — вымолвил потом Мишка, отпуская девушку, шагнул к зарослям, возле которых валялись брошенные цветы, раздвинул цепкие кустарники.
— Миша, Миша…
Но Мишка уже махал ей рукой, приглашая подойти.
В зарослях, вниз лицом, распространяя гнетущий трупный запах, лежал человек в полушубке, валенках, но без шапки. Впрочем, шапка валялась тут же, в нескольких сантиметрах от головы, если ее можно было назвать головой. Спутанные волосы отопрели, отвалились клочьями. Кожа на голове тоже разложилась, обнажив желтоватые кости черепа…
— Поедем, Миша, — простонала Ксенька, — в деревне скажем…
— Поедем, — сказал Мишка. — А это что?
Он увидел невдалеке от шапки какой-то мешочек, нагнулся и поднял его. В мешочке что-то звякнуло.
— Интересно, — пробурчал Мишка, стараясь развязать мешочек, стянутый узлом.
— Не могу больше, — промолвила Ксенька. — Пойдем, возле машины развяжешь.
Но Мишка не мог развязать крепкий узел и возле машины. Тогда он вынул нож, перерезал бечевку. К его ногам посыпались в мягкую траву влажные, разбухшие от сырости пачки денег, комья золота, серьги…
Увидев все это, Ксенька вскрикнула и отскочила прочь как ужаленная.
…Спустя два часа к этой же лужайке подъехал Захар Большаков, Фрол Курганов и еще несколько колхозников.
Труп опознать не удалось, так как лицо почти целиком разложилось.
— Поглядите, нет ли документов в карманах, — сказал Захар.
Документов не было. В одном кармане нашли всего лишь коробку спичек, а в другом — изогнутую железку.
— Ну-ка, ну-ка, дайте ее сюда, — сразу протянул к ней руку Захар. И долго рассматривал ее со всех сторон. — А где, Миша, ты мешок нашел? — спросил Захар у сына.
— А вот здесь, возле… возле головы лежал. А это что у тебя? Камертон, кажется.
Да, в руках председателя был тот самый «гамеркон», который когда-то, давным-давно, Илюшка Юргин предлагал Захару купить.