Тени исчезают в полночь

Желаю вам хорошо провести время! Вентиляторы, подающие вам воздух, будут остановлены только послезавтра утром. И не тратьте драгоценного времени на попытки выбраться – вход к вам уже полчаса как залит бетоном. Хочу также предупредить: если кто-нибудь из вас начнет долбить стены, подача воздуха будет отключена немедленно. Спасибо за внимание!

8. Подземная ловушка. – Худосоков хохочет. – Манхэттенский проект за два дня?

Лишь только динамики замолкли, Митрохин подошел к двери, ведущей на первый этаж подземелья. Открыв ее, начал подниматься по тускло освещенной винтовой лестнице и скоро уперся поднятой рукой в щит, собранный из довольно плотно пригнанных друг к другу досок-пятидесяток. Уперся и сразу скис – из щелей между досками высачивались капельки цементной пульпы...

Внимательно осмотрев перекрытие, Митрохин понял, что возможность быстро отрезать второй этаж подземелья от первого была изначально заложена в конструкцию лестничной площадки.

Отряхнув руки, он спустился вниз и подошел к Бельмондо, сидящему в кресле дежурного, и со смущенной улыбкой сказал:

– Все, сливай воду, красавчик...

Затем вздохнул, покраснел чуточку и, застенчиво пряча глаза, попросил подрагивающим голосом:

– Бабу-то дашь одну? С жизнью проститься?

– А что, нет выхода? – забеспокоился Борис.

– Нет. Бетоном перекрыли... Сантиметров сорок толщина... Как насчет бабы-то?

– А другого выхода нет? Или отверстий каких вентиляционных? Люков?

– Нет. Слышал же, он сам говорил. Дашь женщину?

– А может, подолбить где-нибудь?

– Ну-ну! Я буду бетон долбить, а ты...

– Понимаешь, капитан, я так с ними сроднился! Они мне, ну, прямо как жены.

– Ну ладно, – вздохнул Митрохин. – Давай, что ли, шампанского попьем? Где оно?

– Погоди, напиться мы всегда успеем... Давай сначала соберем всех. Может, кто-нибудь что-нибудь и подскажет. Да, кстати, как ты себя в качестве новоиспеченного фашиста чувствуешь?

– Да ничего вроде... А что?

– Ты смотри у меня! И держись, если при виде еврея или коммуниста найдет на тебя что-нибудь некультурно-варварское! Ты же мент с большой буквы!

– Да меня на них не очень-то и тянет. Может, не действует еще "Бухенвальд". Или обстановка не та.

* * *

Через десять минут все население замурованного подземелья собралось в центральной комнате. Митрохин с Бельмондо хотели было выступить с обращением, но были моментально оттеснены в сторону изголодавшимися по слову коммунистами. Тех, в свою очередь, оттеснили национал-социалисты, полная и безоговорочная победа которых как-то незаметно была узурпирована жириновцами, которые сразу потребовали удалить Митрохина и Бельмондо из зала заседаний. Недоуменно покачав головой, капитан выстрелил в потолок и в наступившей тишине объявил о полном запрете на три дня всех политических партий и течений.

Когда партии рассеялись и течения приостановились, Митрохин задал единственный вопрос:

– Знает ли кто-нибудь о существовании хоть какого-нибудь выхода отсюда на волю?

– Я кое-что знаю! – подняла руку Диана Львовна. – Один из старших охранников говорил, что на тот берег Клязьмы из "Волчьего логова" ведет подземный ход Маловероятно, чтобы этот ход не соединялся с нашим этажом.

– Конечно, соединяется! – раздался из динамика ехидный голос Худосокова – Подойдите к торцовой стене в комнате художника, и вы увидите дверь, прямиком ведущую в этот ход. Но скажу сразу, что дверь эта сделана из стальной плиты толщиной в дюйм, а кнопка, ее открывающая, давно мною заблокирована. Пятнадцать минут назад я также собственноручно блокировал запасную лестницу на первый этаж. Так что, уважаемые заключенные, забудьте о бренной свободе и гуляйте на здоровье!

– А есть еще какой-то подземный бассейн, соединяющийся с Клязьмой, – зашептала Диана Львовна на ухо Митрохину после того, как в комнате воцарилась тишина.

Взглянув ей в глаза, капитан понял, что эту ночь они проведут вместе. И ему сразу стало жалко свою крикливую, но заботливую жену Зиночку. А Бельмондо, взглянув на них, понял, что ему придется до конца своей жизни (целых два с половиной дня!) заниматься тривиальным сексом с одной только бесхитростной Вероникой.

Митрохин похвалил Диану и задумался над ее словами, а также над целесообразностью сохранения в создавшихся условиях супружеской верности. В это время к нему подошел один из белохалатников и, заговорщицки улыбаясь, сказал:

– Меня зовут Джордж Циринский. Вы понимаете?

– Понимаю... Ну и что?

– Нет, молодой человек, вы ничего не понимаете. Меня зовут Циринский, и в молодости я работал в клинике знаменитого профессора Розенкранца.

– Ну и что?

– Это значит, что я был, кхе-кхе, весьма хорошим хирургом. Теперь вы понимаете?

– Нет, – недоуменно пожал плечами капитан. – Ничего не понимаю, хоть убей.