Тени исчезают в прошлом (СИ)

— А, понятно. Ну а меня зовут Капустин Олег Валентинович, — он открыто, как-то по-мальчишечьи, улыбнулся, и Макс вдруг почувствовал, что холод отступает и сердце начинает биться ровно и уверенно, — Чем могу служить?

— Меня интересует Куприянова Елена Сергеевна. Она поступила сегодня вечером.

— Куприянова, Куприянова… А, это с огнестрельным?

— Да.

— Ну, что могу сказать? Счастливая она у вас, в рубашке родилась. Я где-то слышал, что все рыжие счастливые! Пуля прошла, не задев жизненно важные органы. Честно говоря, я и сам удивился. Какие-нибудь миллиметры — и все.

Макс почувствовал, что в уголках глаз нестерпимо защипало — должно быть от бессонной ночи, а под волосами затылок стал нестерпимо горячим. Он несколько раз глубоко вздохнул:

— К ней уже можно?

— А смысл? Она пока в реанимации, спит. Много крови потеряла. Теперь надо восстанавливаться. Думаю, что через день-другой переведем мы вашу Куприянову в палату. А сейчас идите-ка, молодой человек, домой. А то я смотрю, вам тоже восстановиться нужно.

— Спасибо вам, Олег Валентинович! Так я завтра позвоню?

— Звоните, конечно.

— Счастливо! — и Макс, крепко пожав руку доктору и не простившись с неприветливой любительницей пасьянсов, направился к лестнице.

Часть ТРЕТЬЯ

I

Синее, бескрайнее васильковое поле, на котором легкий ветерок изредка поднимает лиловую рябь. На горизонте темнеет лес, и макушки огромных старых сосен царапают голубое прозрачное небо, освещенное ярким, теплым июльским солнцем. Под босыми ногами покорно пригибается к теплой земле мягкая, шелковая трава, а на дальнем болоте слышится крик журавлей. Она совсем одна, но ей не страшно и не одиноко. В руках у нее — букет из колокольчиков, васильков и ромашек. Она зарывается в него носом и вдыхает в себя этот медовый, свежий запах трав и полевых цветов.

Счастье! Бесконечное счастье. Счастье от того, что впереди только свет и жизнь, что лето, и все вокруг — и поле, и дальний лес, и шелестящая трава, и журавли, — тоже радуются этому тихому, такому необыкновенному и волшебному июльскому дню! Она опустилась на землю, легла на спину и раскинула руки. Там, в сапфирной синеве, кружилась маленькая, едва заметная точка. Она вертелась в замысловатом танце, вычерчивая диковинные кружева, а потом вдруг начала резко падать. Она падала и с каждым мгновение росла, ширилась. И вот это уже не точка, а темная, словно налитая густыми чернилами воронка, которая вот-вот проглотит все небо. «Надо бежать!», но она, не в силах подняться, все лежала и смотрела. И вот уже исчезло солнце, а взбесившийся ветер вырвал из рук букет, разметав стебли в разные стороны. И тут из самой глубины черного конуса на нее взглянули чьи-то мертвые, неподвижные глаза. И ничего в них не было, только оглушительная пустота. Это были глаза ее страха. Она вскрикнула… и проснулась.

За окнами все еще было темно. Полина дрожащей рукой провела по влажному лбу. Слава Богу, это всего лишь глупый сон, но она помнила его во всех деталях, с пугающей отчетливостью. «А ведь это видение удивительно похоже на мою жизнь», — вдруг подумала она, — «счастье, радость, надежды — все это осталось где-то далеко-далеко, а вместо этого теперь есть одно — пугающая, неизвестная, непредсказуемая сила, которая властвует безраздельно, пожирая все на своем пути. И нет спасения, нет выхода!» Полина взглянула на часы: половина шестого. Скоро обход. Она скинула с себя плед, которым ее заботливо укрыла Валентина Игоревна. Умывшись ледяной водой, Полина поставила чайник.

Ленка жива. Это главное. Она обязательно поправится! Максим Викторович позвонил вчера уже около двух ночи и сказал, что опасности для жизни нет. Проскурина, услышав о произошедшем, сама осталась дежурить, заставила Полину лечь, и она моментально провалилась в свой глубокий тревожный сон.

Чайник уютно зашуршал. Полина достала из холодильника йогурты, сыр, колбасу и приготовила бутерброды.

В отделении было еще совсем тихо.

— Валентина Игоревна! — шепотом позвала она начальницу, которая сидела на посту, просматривая какие-то бумаги.

— О, проснулась, Полюшка! Привет!

— Идите завтракать. У нас еще пятнадцать минут есть. У меня уже все готово.

— А я не хотела тебя будить, — сказала Проскурина, заходя в сестринскую. Она сладко зевнула и потянулась.

— Ну, как ночь прошла, Валентина Игоревна?

— Как сказать? В целом — спокойно, только часа в четыре мальчишку привезли. Семья в аварию попала. Родители испугом отделались, а у него, бедолаги, оскольчатый перелом плеча и сотрясение. Прооперировали срочно и — к нам в отделение. Он пока спит, наркоз еще не отошел. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо! — фальшивым басом пропела она, присаживаясь к столу и на ходу откусывая изрядный кусок от бутерброда с сыром.

— А ты как? Поспала немного?

— Поспала, — улыбнулась Полина, — Спасибо вам большое, не знаю, что бы я без вас делала!