Тени истины

Вакс изучающе глянул на друга, словно ожидая продолжения или остроты, но Уэйн смолчал. Это было и впрямь серьезно. Вакс медленно кивнул:

– Понимаю. Тогда почему ты еще здесь?

– Ну, знаешь… – Уэйн сделал многозначительную паузу. – Как я всегда твержу…

– Приветствуй каждое утро с улыбкой, тогда оно не поймет, что ты собираешься с ним сделать?

– Нет, другое.

– Пока не убедишься в обратном, обращайся с каждой женщиной так, будто у нее есть старший брат сильнее тебя?

– Не-е-ет… Постой, разве я такое говорил?

– Да. – Вакс повернулся к своим запискам. – По твоим меркам, это практически рыцарский поступок.

– Ржавь! Надо бы все это записать.

– Сдается мне, ты и это твердишь всегда. – Вакс сделал очередную пометку на листе. – К несчастью, сначала тебе надо выучиться писать.

– А вот это несправедливо, – объявил Уэйн, подойдя к столу Вакса и начиная шарить в выдвижных ящиках. – Я умею писать – я знаю целых четыре буквы, и одной даже нет в моем имени!

Вакс улыбнулся:

– Так ты собираешься сказать, о чем твердишь всегда?

Уэйн нашел в нижнем ящике бутылку, забрал и положил взамен кружевную салфеточку, которую взял в коридоре.

– Если ты собираешься сделать нечто ужасное, загляни сперва к Ваксу в кабинет и выменяй что-нибудь на его ром.

– Что-то я не слышал от тебя такого.

– Вот теперь услышал. – Уэйн отхлебнул из бутылки.

– Я… – Вакс нахмурился. – На это мне нечего ответить. – Он со вздохом отложил карандаш. – Однако раз уж ты сегодня не склонен трудиться, придется мне самому отправиться в Поселок.

– Извини. Я знаю, ты ненавидишь это место.

– Переживу как-нибудь, – скривился Вакс.

– Совет хочешь?

– От тебя? Скорее нет. Но ты говори, не стесняйся.

– Прежде чем уйти, загляни в кабинет Вакса, – посоветовал Уэйн, направившись к двери, – и глотни немного рома.

– Того самого, который ты только что присвоил?

Чуть поколебавшись, Уэйн вытащил из кармана бутылку:

– Ох, дружище. Мне так жаль. Тяжело тебе придется.

Уэйн покачал головой. Вот же бедолага этот Вакс… Он закрыл за собой дверь, глотнул рома и продолжил путь вниз по ступенькам и прочь из особняка.

Мараси оттянула воротник жакета, радуясь тому, что ее обдувал ветер с моря. В униформе иной раз было жарковато, а сегодня она нарядилась как положено: в белую блузу на пуговицах и коричневую юбку под стать коричневому жакету.

Находившийся рядом с ней продавец газет был не так уж рад ветру. Выругавшись, он швырнул поверх стопки газет тяжелый металлический предмет – судя по всему, часть старого шпинделя. Дорожное движение на улице замедлилось, образовался затор. Водители автомобилей и извозчики орали друг на друга.

– Разрушитель бы побрал этого Тима Вашина, – проворчал продавец газет, поглядывая на скопившиеся автомобили. – Вместе с его машинами.

– Вряд ли он виноват в этом, – заметила Мараси, роясь в бумажнике.

– Еще как виноват, – заупрямился продавец. – Повозки с моторами сами по себе неплохи, ничего страшного в них нет – если ездить по сельским дорогам или летом, после полудня. Но теперь они совсем дешевые, и каждый стремится обзавестись такой колымагой, ржавь бы их взяла! На лошади и двух кварталов не одолеешь, чтобы на тебя кто-нибудь не наехал с полдюжины раз.

Транспортный затор наконец рассосался: вопли прекратились, потоки лошадей и машин вновь потекли по брусчатой мостовой. Мараси заплатила за газету, расправила ее, пробежалась по заголовкам в верхней части.

– Сдается мне, вы уже как-то заглядывали ко мне, – снова подал голос продавец.

– Мне был нужен дневной выпуск, – рассеянным тоном ответила Мараси, направляясь прочь.

Заголовок гласил: «Глас гнева на городских улицах!»