Тени из колодцев

Был уже глубокий вечер, гроза ещё лениво ворочалась вдалеке, и вспышки освещали комнату – то с западного окна, то с юга, на Мусиной тумбочке теплился ночничок-ослёнок; Марк что-то листал на своей койке, светил фонариком; над ним, на верхнем «этаже», полулежал Моня и ожесточённо лузгал семечки, сплёвывая прямо вниз.

Муся наблюдала, как Марк смахивал семечную лузгу со своих книг – и первый раз, и второй, и третий. На четвёртый она не выдержала и сказала:

– Вообще-то, Марик за нас сегодня отдувался, а ты, Монь, ему на голову плюёшь…

– Я потом уберу всё, – отозвался Моня. Марк в этот момент снова терпеливо смахнул тёмную кучку с энциклопедии, что-то перелистнул, потом погасил фонарик и отвернулся к стенке.

– Ну вот, довёл. – Сказала Муся. – Знаешь, и поделом тебя сегодня из ванной не выпускали, пока последнюю дырку не зашьёшь. Я ещё думала как-то тихонько помочь тебе, а теперь даже и рада, что не помогла.

– Вообще-то, это ты и виновата, – ответил Моня, – зачем Ваське телефон дала? Я б тебе всё почистил!

– Ну, виновата, – вздохнув, согласилась Муся. – Ладно, молчу. Но на Марика не плюй.

– Я и не плюю. Включи свет.

Муся неохотно выбралась из постели, простучав пятками до двери и обратно, снова легла, и тут же заглянула в секретную дырочку на своей ширме: Моня как раз спустился с высоты, чтобы извиниться перед Марком, но тот вообще не имел привычки обижаться, и на все виноватые жесты братца только улыбнулся.

Потом они начали говорить о футболе, вернее о том, что Моне теперь на стадион «ни ногой». Марк его как-то попытался ободрить, но – Муся видела, – тщетно: Моня только ещё больше огорчался. Кончилось тем, что он и вовсе вышел из себя, забрался на подоконник с ногами и принялся сердито что-то напевать. Марк тоже встал и начал ходить по комнате, время –от времени «проговаривая» что-то руками– это он так думал. Чтобы довершить картину всеобщего уныния, Муся решила поиграть на своём чукотском варгане – она коллекционировала всякие необычные вещицы, – но концерта не удалось: за стеной послышался стук, и сонный Васькин голос прокричал нечто вроде «совесть», почти синхронно с Сонькой, которая, видно, проходила в этот момент по коридору.

«Иногда я тебе завидую, Марк», – вздохнула Муся, откладывая варган и одной рукой раздвигая ширму; на встречный вопрос брата «почему?», ответила:

– Ты много ненужного не слышишь.

– А нужного? – Улыбнулся Марк. Говорил он, обычно, жестами2, и все, кто желал с ним пообщаться, тоже. Правда, ко всему прочему, он ещё неплохо читал по губам, мог двумя словами на бумажке объяснить то, чего иные и потоком устного текста не скажут, да и языком мимики владел в совершенстве, и шифры знал.

– Молодец ты, – сказала Муся, радуясь, что Моня в этот момент отвернулся и можно спросить о нём.

– Грустит, – ответил Марк. – Его с футбола выгнали, с судьями подрался.

– Класс. А что принёс? Бумажку у него видел? В кармане.

– Не видел, что за бумажка?

– Монь! – Вслух позвала Муся, – кончай там дуться, покажи нам свои письмена! Это тебе что, на футболе выдали? – Она уже было потянулась к штанам, перекинутым через спинку стула, но Моня, соскочив с подоконника, сделал это первым и, пробежав глазами текст, удивлённо фыркнул.

– Как будто первый раз видишь, – заметил Марк. – Дай, посмотрю.

Они с Мусей склонились над листком – голова к голове, а Моня всё стоял в сторонке и всё никак не мог поверить в только что прочитанное. Неужели такое возможно?!. И, если да, если те двое и впрямь те, за кого себя выдают, то почему тогда выбор их пал именно на него, на Моньку?

«Ведь что во мне такого? – думал он, ероша и без того всклокоченный затылок, – ну, футбол, ну, драчка, ну, брат у меня такой, особенный…ну, и сестра… ну, валялся я в луже под берёзкой, стихи горланил… Странно это всё».

– Странно это всё, – сказали Муся и Марк хором: он руками, она – языком; и переглянулись.

– Ну, допустим, про сестру они узнали, потому что у кого-то висит на сумке значок «любимому брату», – предположила Муся, – но вот откуда им известно про Марка, да ещё то, что мы тройняшки?..

– Про меня ты им говорил? – спросил Марк, внимательно изучая лицо покрасневшего, как буряк, Мони.

– Ну, говорил, – буркнул тот, и жестами прибавил:

– Так вышло, нечаянно.

– Снова…защищал? – Шёпотом, почти не открывая рта, спросила Муся, но уловка её не удалась, Марк всё понял, а Моня понял, что понял Марк, который понял и то, что понял Моня, короче говоря, все трое ужасно смутились, и с минуту просто молча глядели кто куда.

Первым заговорил Марк:

– Что будем делать? Пойдём?