Тени кафе «Домино»

– Это неважно, они помилуют вора и бандита, потому что они классово близки им по происхождению, но на нас обрушат всю ненависть кухаркиных детей.

– Что же делать?

– Ждать. И надеяться.

– А если смерть?

– Ее надо встретить, как подобаем русским офицерам, понятно, юнкер?

– Так точно, господин подполковник.

Квартира на Молчановке.

До чего же хороша была гостиная в доме Саблина.

Свет огромной хрустальной люстры, сделанной в виде затейливого цветка, отражался в карельской березе мебели.

За огромным столом, заставленным шикарными закусками и выпивкой, сидели двадцать человек. Военные в высоких чинах, в новой форме с петлицами на кителях, в которых, в основном, были кавалерийские эмблемы и шифры.

На нарукавных нашивках теснились ромбы.

Были и штатские, и дамы, конечно.

Рядом с Татьяной сидел Блюмкин, в роскошном парижском костюме цвета кофе с молоком.

Он коснулся Татьяны:

– Скажите, Танеча, Вы не родственница знаменитого писателя Лескова?

– Он наш дальний родственник. А почему Вы спрашиваете?

– Просто поинтересовался. Все-таки национальное достояние России. А Вы поддерживаете отношения с его семьей.

– Как сказать. В Рождество и Новый год шлем друг другу поздравления, по-моему все.

– Ваш батюшка специализировался на изящном искусстве?

– Да, он профессор Московского Университета, читает русское искусство.

– Господа, господа! – крикнула сидящая во главе стола на правах хозяйки Елена Иратова.

– Мы еще успеем выпить и поговорить. У меня для вас сюрприз. Сегодня с нами Таня Лескова, из нашего знаменитого театра. Давайте попросим ее спеть.

– Просим!

– Просим! – оживились гости.

Один из краскомов встал и, звеня шпорами, с полным бокалом в руке подошел к Татьяне.

– А он пьян в стельку, – прошептал Блюмкин.

Краском подошел к Татьяне, опустился на одно колено, поднял бокал.

– От имени героев Перекопа, прошу, романс.

Он выпил бокал до дна.

Замолк.

И рухнул на пол.

Военные с хохотом бросились его поднимать.

– Ноги ему поднимите, – закричала Лена, он шпорами исцарапает паркет.

Пьяного отнесли в соседнюю комнату.

– Ну так как же, Танечка, – повернулся к ней Саблин, – неужели не уважите героев Перекопа?

– Уважу, – засмеялась Таньяна.

Она встала, подошла к роялю в углу у окна.

Провела руками по клавишам, пробуя настройку.

Села на вертящийся стул, опустила руки на клавиши.

Она пела прекрасный, грустный романс о любви, разлуке, счастье встречи.

За столом все затихли, слушая нежные слова романса.

Таня закончила петь, сняла руки с клавиш.

– Еще!

– Браво!

– Бис!

– Бис, Татьяна!

Татьяна повернулась к гостям.

– Спасибо, мои дорогие. Я спою странную песню, ее привез из Крыма один наш актер. Это прощание людей со своей Родиной перед бегством из Крыма.

– Спой, спой, – внезапно резко сказал краском с двумя ромбами на нарукавной нашивке, – это мы дали им под зад, так что осталась от сволочи этой одна песня.

Все повернулись к нему.

Краском налил водки, выпил.

– Ну что замолчала, пой.

Татьяна встала, закрыла крышку рояля.

– Простите, друзья, я спою чуть позже.

– Правильно – крикнула Лена. – Все в гостиную – танцевать.

В столовой остались Блюмкин, потягивающий ликер, Татьяна и краском.

В гостиной граммофон заиграл танго.

Краском встал, звеня шпорами, подошел к Татьяне.

– Прошу, – он наклонил голову.

– Простите, я очень устала.

– А я сказал пошли.

Краском схватил Таню за плечо, рванул со стула.

– Как Вы смеете!

– Смею, я таких как ты актрис в обозе возил…

– Хам! – Татьяна вырвалась.

– Пошли, блядь, – краском замахнулся.

Его руку перехватил Блюмкин.

– Держи себя прилично, не позорь ферму.

– Ты кто такой, жиденок?

Блюмкин достал удостоверение.

– Я начальник отдела ИНО ОГПУ… и ты обо мне вспомнишь.

– Попался бы ты мне три месяца назад…

Краском повернулся и пошел в гостиную.

– Яша, – попросила Таня, – проводите меня.

– Я сам хотел предложить Вам уйти.

– Вот и прекрасно, давайте по-английски.

– Чудно, – Блюмкин допил ликер. – Только время еще детское. Может, в «Домино»? У меня мотор внизу.

– Давайте, – махнула рукой Таня.

Тюрьма ГПУ

Внезапно в камере вспыхнул свет.

Двери с грохотом распахнулись.

Вошел чекист.

– Нелюбов, Лавров, Акимов, Сотников.

Из офицерского угла стали двое, из бандитского тоже двое.

– На выход. Слегка.

– Ну вот, Глеб. Настало последнее и главное Ваше испытание.

– Я выдержу.

– Надеюсь, юнкер.

Кафе «Домино»

Под потолком кафе плавали облака дыма. Гвалт стоял необычайный.

Два художника-ювелира устроили аукцион, на который выставили украшения, искусно сделанные из серебра с красивыми полудрагоценными камнями.

– Гранатовый браслет. Друзья литераторы, вспомните Сашу Куприна! Эта та самая трагическая вещь.

Из зала начали выкрикивать цены.

Леонидов посмотрел на вход и увидел Таню и Блюмкина.

– Две тысячи – раз… Две тысячи – два…

Выкрикнул художник.

– Три, – сказал Леонидов и пошел к эстраде.

– Три тысячи – раз! Три тысячи – два! Продано!

Олег положил деньги, взял браслет.

Он подошел к Тане и одел браслет ей на руку.

– Здравствуйте, Таня.

Таня обняла его.

– Здравствуйте, Олег.

Блюмкин усмехнулся:

– А я опять мимо сада.

Гараж

Двери гаража распахнулись, и сразу вспыхнул яркий свет.

Чекисты ввели в гараж четверых.