Тени киновари

Тем не менее, жить — не обязательно лучше. Руари висел на веревке, привязанной к покрытому корой шесту — отломанный от дерева сук — лежащему поверх ямы и установленному так, чтобы сделать пытку как можно более жестокой. Ноги Руари едва касались пня под ним. Он мог шевелиться и удерживаться на пне, но не мог ослабить напряжение на спину и руки.

Матра позвала его по имени, но голова, упавшая на грудь, даже не пошевелилась. Звайн не стал звать его, он храбро отбросил от себя охранников и бросился под ноги Руари. Он либо не помнил, либо не придал значения тому, что его собственные руки связаны, и малейшее шевеление нарушило хрупкое равновесие Руари на пне и сбило его оттуда.

Он повис без опоры. Полуэльф издал звук, который должен был бы быть криком, но оказался хриплым вдохом. Мышцы его торса напряглись, скрутились в узлы, Матра почувствовала его боль в своей собственной спине и плечах.

— Быстрее. Перережь его узлы, — сказал Какзим другому халфлингу, который пытался развязать узлы на конце веревки Руари.

Матра увидела в руках халфлинга нож, который она в последний раз видела на поясе у Руари, и который раньше принадлежал Павеку.

Теперь он принадлежал Какзиму, который заявил тогда, сразу после того, как их схватили, что Руари весит достаточно, чтобы с удовольствием повисеть на веревке. За половину удара сердца Матра напомнила себе, что ничего хорошего она сделать пока не может, хотя сила и вернулась к ней. Тем временем Руари был уже на дне ямы: скрюченное, стонущее собрание длинных рук и ног, и никакой надежды, что оно сможет встать на ноги.

Второй халфлинг разрезал веревку на руках у Звайна.

— Эй вы, оба, взяли его, — пролаял Какзим Матре и Звайну.

Казалось невероятно жестоким, хватать Руари за запястья и лодыжки, и волочь его через узкий и тесный проход на поляну, из которой они вошли в яму, но у Матры и Звайна не было выбора. Халфлинги были бы только рады пустить в ход свои острые палки, и не имело значения, что бы они сделали с ними, но для находившегося почти без сознания Руари точно было бы намного хуже, если бы ему пришлось идти самому. Как и для Орекэлу, сейчас для полуэльфа в этом мире су щ ествовала боль, и только боль. Он не узнал их ни по виду, ни по голосу, хотя голос Какзима он узнал, так как съежился, услышав его.

Матра гадала, какая роль суждена Руари в «сопряжении» и куда еще его надо будет нести, когда проход, через который они тащили Руари, начал подниматься вверх, к поверхности земли. Мысль, что его повесят на черном дереве и он будет висеть пока не умрет и не сгниет, заставила ее содрогнуться, а другой мысли в голове не было. Она видела, как люди убивают других людей — ужасы ночного кошмара, которые передал ей разбитый череп Отца, умирая, никогда не уйдут из ее памяти — но она не знала, как убивать самой, и не хотела этому учиться, даже для того, чтобы положить конец страданиям Руари.

Она была достаточно сильна, а он настолько исхудал, что она могла нести его в руках, так что она подхватила его не спрашивая разрешения и не дожидаясь ничьих слов. Киноварь внутри нее придала ей больше сил, когда лучи садящегося сонца коснулись ее лица. Она могла сделать бум, так Звайн называл ее защиту. Она и мальчик могли бежать довольно быстро и очень далеко, и убежать от халфлингов, но только не в том случае, если она будет нести Руари. Им придется оставить полуэльфа здесь, как и дварфа — но тогда есть возможность, что Звайн не пойдет вместе с ней.

Матра не нуждалась ни в ком — и в Звайне в том числе — с тех пор, как умер Отец. Она могла бы убежать и сама — и убежит, решила она, прежде, чем халфлинги опять заведут ее под землю или решат повесить ее на дереве. Тем не менее именно сейчас этого всего вроде не будет, и всякое может случиться прежде, чем они что-нибудь сделают, так что она решила подождать, прежде чем убежать.

Толпа халфлингов стояла под ветвями черного дерева. Они пели песни и, не понимая, как это случилось, Матра подошла к ним с Руари на руках, и начала повторять их, пока шла вслед за Какзимом к длинному плоскому камню, стоявшему на земле как стол или кровать.

— Положи его здесь, — сказал ей Какзим, и она подчинилась, а потом отошла обратно, подчиняясь его кивку.

Какзим крикнул что-то на языке халфлингов, и пение прекратилось. Вдруг стало очень тихо, пока последние кровавые лучи садящего кровавого солнца пробивались через ветви черного дерева. Какзим взял металлический нож Павека и сделал два неглубокох разреза на щеках Руари, а потом и на голенях, прямо над щиколотками. На этом плоском камне был желоб, который был незаметен в слабом свете заката до тех пор, пока не наполнился кровью Руари. Кровь стекала по нему на покрытую мохом землю. Когда первые капли упали на мох, пение возобновилось и где-то неподалеку барабан начал отбивать монотонный ритм.