Тени колоколов

Во дворе Стрелецкого приказа собрались иноземные гости. В прошлом месяце их привез из Франции Илья Данилович Милославский. В основном это были люди военные. Алексей Михайлович мечтал обновить кремлевский полк, влить в него свежие силы и умения. В последние годы войны со шведами и поляками он собственными глазами видел недостатки своей армии.

Сегодня решили посмотреть, что умеют иноземные воины. На площади перед приказом выстроились стрельцы. Государь пришел в богатой песцовой шубе и такой же шапке. Устало опустился в кресло, поставленное для него на крыльце, и кивнул Стрешневу:

— Начинай, Матвей Иванович!

Первым показать свое мастерство вызвался капитан Эсташ Лансияк. Перед ним на стол положили мушкеты, саблю и меч. Лансияк брал оружие и по очереди демонстрировал свое умение. Сабля в его руках сверкала как молния, со свистом рассекая воздух. Солдатским мечом француз показал, как надо обороняться и нападать на врага, а уж когда взял в руки мушкет, то соломенному чучелу, исполнявшему роль противника, досталось больше всего: пули попадали и в сердце, и в голову. Следом вышел перед строем другой капитан — Жан Моран. Поклонился Государю и сказал:

— Разрешите, Ваше Величество, показать вам другое искусство — фехтование. — И он вытащил шпагу, сделал боевую стойку.

Лансияк тоже вооружился этим тонким длинным диковинным предметом, пошел на Морана. Несколько минут они махали шпагами перед носом друг друга, наскакивая, как драчливые петухи.

— Эй вы, ребятушки, не проткните животы своими пиками! — не удержался, крикнул Алексей Михайлович.

Шпаги со звоном скрестились в последний раз, кавалеры разошлись в разные стороны, почтительно поклонившись царю и при этом помахав перед собой шляпами, украшенными перьями.

Алексей Михайлович развеселился от такого представления и, когда вышел следующий участник, назвавшийся Полем Морэ, он спросил его:

— А званьем ты кто?

— Вот послужу Вашему Величеству, денег заработаю, тогда… — смущаясь, стал объяснять молодой человек.

— Ладно, ладно… Не в чинах дело… Покажи-ка лучше свое уменье.

Но в его искусстве владеть оружием царь ничего нового не узрел, а поэтому, обозвав Морэ «верхоглядом», велел отправляться восвояси.

Четвертый француз подошел к помосту, где лежало приготовленное к показу оружие, взял сначала саблю, потом мушкет, повертел в руках, положил, поднял с усилием тяжелый меч, потрогал пальцами его сверкающие края и объявил:

— Плохо наточен. Не годится.

Когда толмач перевел эти слова царю, Милославский, стоявший за его спиной, сорвался с места и закричал на чужеземца:

— Много ты понимаешь, дурень! Им же не капусту рубить! Да и не в бою ты сейчас, а на смотре. Вот и показывай, что умеешь!

Француз поднял обеими руками меч и, размахивая им, стал бегать по площади, выкрикивая какие-то нечленораздельные звуки. Стрельцы испуганно шарахались от него, нарушив строй. Наконец — хр-рр! — меч вонзился в дубовую колоду, на которой было прибито чучело.

Затем француз подбежал к столу, схватил мушкет и разрядил его в воздух, продолжая что-то ликующе кричать. Когда выстрел отзвучал и француз умолк, все услышали мягкий шлепок о землю. Это упал петух-украшение с конька крыши Посольского приказа, сбитый мушкетной пулей.

На лице Алексея Михайловича не дрогнул ни один мускул, хотя петух упал перед самым крыльцом. Он только, обернувшись, вопросительно поглядел на Милославского. Лицо Ивана Даниловича покрыла мертвенная бледность. И тогда Государь позвал Стрешнева:

— Узнай-ка, Матвей Иванович, кем этот французишка у себя в Париже был.

Матвей Иванович, взмахом руки подозвавший притихшего вояку, грозно задал вопрос царя. Толмач, переведя, сообщил ответ:

— Цирюльником, Государь!

— Так какого же черта ты в Москву его притащил? — рассердился Алексей Михайлович на тестя, который из бледного превратился в багрового: кровь вернулась к щекам. Язык его от волнения заплетался:

— Х-хотел т-тебе п-послуж-жить!

— Он или ты? Теперь награды от меня ждете. Ну ладно, дождетесь! Я подумаю, чего с твоим «подарком» делать… А пока, Матвей Иванович, покажи-ка нашим заморским воякам своих молодцов.

Стрешнев приказал выйти из строя молодому стрельцу. Это был Тикшай Инжеватов. Высокий, статный, в стрелецком кафтане, яловых красных сапогах и заломленной лихо шапке, парень смотрелся настоящим богатырем. Он так искусно обращался с оружием, что Алексей Михайлович только языком цокал от удовольствия.

— Вот, Илья Данилович, каков молодец, любуйся! Не то, что твои французишки худосочные…

— Что ж теперь с ними делать, Государь? Прогнать? — робко спросил Милославский.

— Как же — прогнать? Деньги такие потратил, чтоб привезти их… Пусть служат. И этот петушиный боец тоже. Стрельцов пусть стрижет. Всё польза. — Алексей Михайлович тяжело вздохнул. Он думал в этот момент о деньгах. Не хватает их в казне, очень не хватает… А на войну сколько ефимков надо!.. Все только в рот смотрят и денег ждут — и князья, и бояре, и воеводы.