Тени леса

— Чего? — почти выкрикивает Зенки. — Я не собираюсь…

— Задирай юбку, — повторяю я. — И ищи вот это.

Указываю на висящий в углу комнаты амулет. Он большой, нелепый, размером с кулак. Он представляет собой переплетение семи извивающихся лучей — семи дорог. И хранитель, кажется, носит похожее имя. Откуда я знаю? Простите, за кого вы меня принимаете? Может, жизнь моя и была короткой, да только повидала я немало.

Послушался меня остроухий мальчик: сидит, жесткой тканью шуршит и даже не спрашивает, зачем все это. Боится, видать, что я, как и Дио, не стану на слова лишние размениваться. Правильно делает. Нам главное-то что? Разобраться, награду получить, а там пусть хоть ненавидит — мне будет все равно.

Пока Зенки, смущаясь и ругая самого себя, пытается поднять юбку на девушке выше щиколоток, я один за другим выкидываю из глиняного горшка цветы. Высохшие, с опавшими листьями. Мертвые, как и хозяйка этого дома. А среди них — смотри-ка! — стебель с проломленной коробочкой. Дыра-то ножом проделана. Постаралась хозяюшка, не просыпала содержимое.

— Ишет, — зовет меня Зенки. Так тихо, что и не слышно почти.

Оборачиваюсь. И точно под коленкой у мертвой девочки вижу его. Символ, похожий на те, что уродуют мои локтевые сгибы, — выжженный, многолапый, кривой.

В ответ кидаю Зенки под ноги растение. Отцветший огневик, семена которого еще не успели опасть на землю. Судя по скривившемуся лицу, Зенки понимает, что произошло. Но все еще не догадывается, почему.

— Проклятья нет, Зенки. — Запрыгиваю на стол и закидываю нбгу на ногу. — Нет и не было. Знак на ее ноге — печать культа, отличительная особенность идиотов, посвятивших свою жизнь служению одному из хранителей. И, как и положено идиотам, они слепо чтят неписанные правила, одно из которых гласит: культ есть единое целое. Отсечешь голову — он и подохнет. Если основатель умирает, не оставив преемника, последователи обязаны унести его учения с собой в могилу. Некоторые сжигают себя в храмах, некоторые… — киваю на лежащую на полу галлерийку. Этого более чем достаточно, чтобы объяснить, чем может закончиться бездумное служение.

— Откуда ты так много об этом знаешь?

Как странно: наш глазастый Зенки не углядел того, что всегда было у него под носом.

— А ты еще не заметил? — Я поглаживаю когтем Атума — моего вечного спутника, от которого вряд ли смогу избавиться. Даже если захочу.

— То есть ты…

Прижимаю палец к губам и шикаю. Зенки, конечно, пытается вновь задать интересующий вопрос, но сдается, стоит на него недовольно глянуть.

— Не слишком ли много болтовни? Потом. Все потом. А пока сотри-ка знак с ее ладони. Иначе мне будет сложно объяснить нашим дружочкам, что здесь произошло.

Интересуетесь, что же я сказала остальным? Все просто: умница Зенки считал всё необходимое, но для того, чтобы подтвердить это, пришлось раздеть хозяюшку.

А он, как несложно догадаться, стеснялся. Поверили ли мне? Дио и Сатори — да. Гарольд — нет, он же не настолько тупой. Но для него куда важнее то, что дело сделано, что мы получим деньги и сможем вновь спустить их на что-то совершенно ненужное. В конце концов, мы ничего не разрушили, не взорвали. Так что имеем полное право отдохнуть и расслабиться.

В тот день каждый из нас вынес что-то для себя. Зенки — что все не так просто, как кажется. Гарольд — что лучше не спорить с женщиной, за спиной которой стоит огромный и злой пещерный. Сатори — что мы не такие уж плохие спутники. Дио — сырную голову, которую нашел в погребе, и которую мы бы могли продать, если бы наш дорогой Торре не умял ее по дороге.

Я же…

Знаете, отец не подарил мне небо в глазах. И, кажется, я этому даже рада.

ПОКА ЗВУЧИТ ГОЛОС