Я достаю кинжал, кладу на колени пирог и собираюсь отрезать внушительный кусок, когда меня отвлекают. Мне не дают покоя даже тут — в лесу, где, казалось бы, не должно быть никого: охотники уходят глубже, на запад. Так близко к Аркватте могут находиться лишь маленькие дети.
Он идет мне навстречу. Судя по тому, что рассказывают об этих созданиях люди, он явно не пирог почуял. Убираю оружие — в бою с таким вряд ли пригодится — и опираюсь руками о землю. Уж лучше буду голодной, но живой.
Он вдруг останавливается в нескольких шагах от меня. Прислоняется плечом к дереву и скидывает с головы плащ цвета сухого песка. А волосы-то у него черные. Никогда бы не подумала, что у пещерных такие могут быть — густые, вьющиеся. Вот дерьмо! Даже мне захотелось до них дотронуться. Всегда казалось, они белыми должны быть, редкими, похожими на облепившие лицо водоросли.
Пещерный на голову-две выше меня. Не самый крупный: в книгах-то писано, что иные особи высотой в два человеческих роста. А этот, видать, болел в детстве. Только чтобы мною полакомиться, хватит и такого.
Он улыбается, показывая острые зубы — до отвращения ровные. Я вновь сравниваю его с сородичами, которых видела только на страницах да слышала описания. Они, поверьте, те еще твари — здоровые, сгорбленные, с длинными ручищами и маленькими тупыми красными глазами. Впрочем, глаза у того, который мне попался, тоже красные, тоже тупые. Но, как мне кажется, добрые.
— Я Дио. — Он наклоняет голову и тянет следующие слова: — Из Торре.
— Я рада. Уходи.
Мне кажется, он сыт. Потому что он все еще не грызет мою ногу.
Дио из Торре — и кто научил его так коряво выражаться? — не без интереса рассматривает меня и поигрывает мышцами. Эта привычка начинает раздражать сразу же: ну не получается у меня есть, когда рядом стоит полуголый мужик, который явно хочет, чтобы я им полюбовалась. Что я ему на это отвечу? «Хороший мальчик»? Так Миру говорила большой бездомной собаке, которая каталась перед ней по земле. Потом гладила, и животное успокаивалось.
— Ты почему злая?
Видно, что слова с трудом даются. А еще видно, что оставлять меня одну он не намеревается.
— Потому что давно не ела. И потому что… — рычу сквозь зубы: не обучали меня доносить настолько очевидные вещи. — Ты питаешься людьми. — Указываю на Дио пальцем, а потом стучу костяшками по груди: — а я себе нужна. Нравлюсь я себе. Понимаешь?
— Пирог… — пещерный едва заметно кивает на угощение, которое лежит на моих коленях, — с потрохами?
Понимаю: не собирается убивать. Не интересую я его, ни в качестве женщины, ни в качестве трапезы. И почему-то становится даже обидно, ага. А ведь, казалось бы, моя жизнь вне опасности, радоваться надо.
— С ягодами вроде. — Протыкаю пальцем еще теплую корочку и все же решаю уточнить: — а ты людей совсем не ешь?
Дио морщится и отворачивается. Ягодному пирогу — это видно по выражению лица пещерного — явно не хватает мяса.
— Когда ешь людей, они не хотят принимать тебя. — Торре складывает ладони вместе. — Рядом.
— Удивительно, да? — Смеюсь и облизываю подушечку. Как я и думала: сладкий, с кислинкой, отдает какими-то травами. Вернуться бы да сказать хозяюшке, чтобы пироги не поганила. Да не хочется скалкой по хребту получить.
Пока отрезаю себе кусок, пока пещерный задумчиво смотрит в синее безоблачное небо, наслаждаюсь пением птиц. После шумных питейных заведений и деревушек так приятно отвлечься на звуки природы, прикрыть глаза, расслабиться…
…И услышать, как по правую руку садится Дио из Торре. Настолько близко, насколько позволяют себе лишь напившиеся до легкости в башке мужики в тавернах. Пещерный разве что небритый подбородок на плечо не кладет. Зато прижимается щекой к щеке и повторяет мой недавний жест — макает палец в начинку пирога.
— Ты понимаешь, что все это немного странно? — сдавленно выдаю я.
Только вот Дио странностей не замечает. Он отхватывает солидный кусок моего честно украденного завтрака, суёт в рот и каким-то чудом не оставляет на руке следы острых зубов. Угощение ему явно не по вкусу. Но он облизывает ладонь и пальцы, чавкает у меня над ухом и лишь потом произносит:
— Почему?
Другой рукой он вытирает лицо, а тряпкой, которую использует в качестве и одежды, и головного убора, — губы.
— Ты слишком близко. — Толкаю его в плечо.
— И? — Дио вновь тянется к пирогу, но я тут же убираю его и всем своим видом пытаюсь показать, что тоже голодна.
— Если забыть о том, что ты пожираешь мне подобных, то ты все-таки мужчина, а я…
— Нет! — Пещерный тут же отодвигается и набрасывает ткань на голову, точно пытается скрыться от меня. — Я не хочу, чтобы ты вынашивала моих детей!
— Даже не собираюсь! Ни в этой жизни, ни в следующей!