Тени Лордэна

После каждого такого похода мы возвращались в крепость, чтобы передать командирам грубо нарисованную карту и рассказать об увиденном в пути, после чего нам давали денёк-другой на отдых и восстановление сил. В одну из таких ночей, когда мы спали в установленной для нас близ крепостных стен большой походной палатке, меня разбудил Сух’халам и тайком показал вот это. Да, сейчас он выглядит, как кусочек самого что ни на есть обычного кварца, который горняки находят в своих шахтах, но в ту ночь он светился изнутри мягким и тусклым, белым светом. Когда Сух’халам уходил из отчего дома в столицу, его дед снял со своей шеи подвеску вот с этим самым камушком и вручил ему с напутствием, что этот издавна передаваемый в его семье амулет должен будет защитить его от порчи и злых духов. Думается мне, что старик сам не знал, что камень может светиться подобным образом, иначе бы непременно рассказал об этом любимому внучку.

Парниша был необычайно встревожен и даже напуган. Его разум охватила вздорная, а от того ещё более въедливая и пагубная мысль, что это злопамятный султан своей властью послал за ним каких-то там ифритов и шайтанов, чтобы свершить наконец свою гадкую месть, но я взял у него подвеску и, не внимая его испуганным причитаниям, покинул палатку. Камень стал светиться чуть ярче и я, покружившись на месте, пошёл в сторону, где сияние камня становилось сильнее и начинало как-то таинственно мерцать и пульсировать, точно в нём было что-то живое, и вскоре я понял, что побрякушка ведёт меня прямиком к крепостной цитадели. Однако добраться до главного укрепления и тем более пробраться внутрь я тогда не сумел, меня заметили патрульные, остановили и стали расспрашивать чего это я брожу один в ночи. Посвящать их в мистическое и весьма туманное событие мне не хотелось, могли принять за полоумного или просто отнять побрякушку, так что пришлось соврать, что я искал место для справления малой нужды и впотьмах забрел куда-то не туда. Отмазка глуповатая, но они её проглотили. После этого я вернулся к своей палатке и отдал камень Сух’халаму, который словно испуганный, но верный пёс, кружился вокруг льняных стен. Он был рад, что всесильные духи не унесли меня за тридевять земель в свои подземные дворцы или не забросили меня на самый высокий горный пик, не утопили в морских пучинах. Он дивился моей храбрости, но при том был на меня обижен из-за того, что я оставил его одного. Впрочем, я ведь не запрещал ему идти за мной, так что моей вины в том быть не могло.

На следующее утро его камень всё ещё продолжал таинственно светиться, но довольно тускло, так что при солнечном свете оно становилось почти что незаметным. Я решил не беспокоить Сух’халама, который и так казался уставшим и малость больным из-за бессонной ночки, так что я не стал выпрашивать у него подвеску, а пошёл немножечко покумекать с местными старожилами о том, что они знают о цитадели и не происходило ли чего странного в последние месяцы.

Времени у меня было совсем немного, так как мы должны были подготовиться к новому походу, к тому же далеко не все горели желанием разговаривать с бывшим преступником, но всё же от одного мужика я услышал, что где-то за пару недель до моего прибытия в «Грозный» у них проездом был караван строителей с повозками, набитыми инструментами и провизией. Они остановились на несколько дней дней, а потом, получив отряд охотников и небольшой взвод солдат, укатили на юг, чтобы за пару лиг от крепости расчистить часть леса и возвести на том месте аванпост. Разумеется, что в том не было ничего необычного, но на следующую неделю жизнь в «Грозном» сильно изменилась. Под страхом кнута и дыбы запретили малейшее пьянство, приказали подметать двор в три раза чаще, увеличили число караульных и приказали им следить за порядком пуще прежнего, везде развесили полотнища с гербами, а братья-рыцари ордена заставляли своих малолеток-оруженосцев начищать их доспехи до зеркального блеска так, что глядя в них можно было запросто бриться.