Тени Лордэна

У капитана не было ни единого основания верить в щедрость и заботу его похитителей, потому он молча отвернул в голову, демонстрируя свой решительный отказ. Однако же гном тоже принадлежал к породе крайне упёртых и несколько бесцеремонных людей, а потому от бестолковых слов убеждения он мигом перешёл к действенному языку грубой силы. Ухватив капитана за основание челюсти, он больно надавил на мышцы толстыми и шершавыми, словно древесная кора, пальцами и грубо впихнул горлышко фляги меж разомкнувшихся зубов, после чего зажал капитану нос и задрал его голову к верху. Горьковато-сладкая, приторная жидкость, походившая на смесь забродившего мёда с лечебными травами, вилась в рот Хромоса и сперва потекла не в то горло. Не желая вот так захлебнуться, капитан начал судорожно кашлять, от чего часть напитка струёй мелких брызг вылетела между сжимавшими его рот пальцами, оросив сладким дождём самого себя, своего тюремщика и всё вокруг, но затем, почувствовав новый приступ слабости и головокружения, Хромос сдался и позволил неизвестному вареву стечь в его желудок.

Когда фляга полностью опустела, гном разжал пальцы, позволив капитану наконец-то прокашляться и отплеваться, а сам отошёл к зашторенному проходу, где и встал, облокотившись на тихо скрипнувшую под его весом стену и сложив массивные руки на груди.

— Ну? И что теперь? — просипел капитан, всё ещё чувствуя колющую боль в груди.

— Жди, — ответил гном, вложив в это короткое слово всё нежелание говорить с пленником, однако же продолжил буровить капитана единственным глазом, которым он, кажется, даже ни разу не моргнул.

В наставшем затишье Хромос наперекор одолевшим его истощению, слабости и сонливости напрягал все силы пошатнувшегося разума. В его разуме всё ещё звучали слова Сентина, предвещавшие ему скорые страдания, что превзойдут подлые побои. В этом он ни капельки не сомневался; с самого раннего детства, от отца и его братьев по оружию он услышал великое множество ужасающих историй о богопротивных и извращённых ритуалах, от которых и взрослых людей порой бросало в дрожь. Разумеется, что капитан не горел желанием испытать изощрённую кровожадность демонов на собственной шкуре и твёрдо понимал, что ему нужно бежать, однако сделать это было непросто. Помня свою безуспешную битву с Сентином, Хромос даже и не думал пытаться сразиться с гномом. Ему оставалось только вскочить с места и положиться на прыткость ног, но куда он мог бежать? За дверьми его наверняка поджидали одержимые, которых в доме было не меньше, чем пчёл в улье, и единственным путём на волю оставались окна. Времени будет мало, так что придётся выбить оконные створки туловищем, надеясь, что под шторами они не были глухо заколочены, и постараться не свернуть себе шею при падении со второго этажа, ведь вряд ли госпожа Удача вновь подложит ему пышный стог сена под задницу. Учитывая расстояние между ним и гномом, он вполне мог бы успеть, положившись на эффект внезапности, однако гихдризовые кандалы всё ещё тяготили его, выжимали словно тряпку. На обычных, не одарённых магической силой людей и тем более гномов, этот ценный металл не оказывал никакого воздействия, однако же, чем сильнее был чародей, тем большие страдания приносило ему соприкосновение с гихдризом. Ему находилось много применений, от оружия и доспехов, способных уровнять шансы на победу в битве между чародеем и немагом, до особых венцов, которые могли обезопасить владельца от проникновения адептов тьмы в их разум, а заодно эти порой крайне уточённые и мастерски украшенные головные уборы служили самым страшным орудием для пыток, если они оказывались надетыми на чародеев. Ужасающая мигрень, галлюцинации всех видов и сортов, потеря чувства времени и пространства в пару дней сводили магов сума, но хуже всех приходилось высшим эльфам, которые обладали особой чуткостью ко всему магическому. Им становилось неимоверно дурно от одного только вида арзехадаса, их выворачивало наизнанку, а слишком длительный контакт с достаточно крупным куском металла мог и вовсе их убить. Именно эта их роковая слабость позволила гномам много веков назад остановить победоносное шествие захватчиков по выжженным землям, ведь только они, рождённые во тьме гор, могли вгрызться в ту глубину земных недр, где залегал этот редкий металл с кроваво-красным отливом. За это все высшие эльфы испытывали к гномам чёрную, иступляющую ненависть и сердечное презрение, за глаза называя их Hа́lte'jа́do, бородатой грязью. Хотя… людей и орков они называли схожими именами.