Тени Лордэна

Хромос и Хейндир, тяжело дыша, выпрямились, всё ещё держа в руках покорёженные и покрытые глубокими зазубринами мечи, которые более ни на что не годились. Внезапно для всех, они начали громко хохотать и, бросив оружие на землю, сошлись и крепко обнялись, ознаменовав конец поединка.

Зрители ликовали, а новобранцы с широко открытыми варежками пребывали в глубоком потрясении, не в силах подобрать слов для пережитых потрясений. Дежурные стражники подхватили вёдра и побежали тушить горящую землю, пока огонь не перекинулся куда-нибудь ещё.

Отпустив Командующего, Хромос поправил чуть съехавший доспех и направился в замок чтобы по-быстрому перекусить, в то время как Хейндир должен был ещё произнести заключительную речь с парой мудрых наставлений и раздать последние указания.

Глава IV «Скверная Пьеса»

Вытянув ноги вперёд и положив руки на широкие, сильно исцарапанные краями доспехов подлокотники, Хромос развалился на массивном деревянном стуле, а на его стоявшем по соседству собрате лежал снятый шлем и молчаливо глядел на скучающего хозяина. Капитан сидел перед широким резным столом, по всей поверхности которого были разложены аккуратные стопки бумаг, большинство из которых представляло собой однотипные отчёты, заявления и прошения о дополнительных. По другую его сторону стояло высокое, обитое железом кресло, за свой внушительный и величественный вид прозванное «Троном». Сидя на квадратной подушке, уложенной поверх жёсткого сиденья, Хейндир принимал представителей Сената, старшин гильдий, офицеров флота и прочих важных гостей, которые приходили к нему с просьбами, предложениями, требованиями, а иногда просто чтобы распить пару кубков или целых бутылок ради укрепления дружбы.

Длинные узкие окна кабинета открывали потрясающий вид на город и гавань, над которой начинал сгущаться сумрак, словно бы за горизонтом древний великан выливал на небосклон тёмно-синие чернила, и они растекались, медленно, но верно поглощая красно-золотое полотнище заката. Рассеянные лучи скрывшегося солнца ещё попадали в комнату, погружая её в приятный, обволакивающий, багряный полумрак, ласково погружавший в сладкую дрёму. Но как бы Хромос не старался поддаться этим чарам, беспокойные мысли создавали маленький вихрь в его черепной коробке и своим гулом не давали полностью расслабиться.

За дверью послышалось приглушённое лязганье доспехов и стук жёстких подошв о каменный пол. Эти звуки были ровными, ритмичными, в них чувствовалась лёгкость походки, какая обычно бывает у самых молодых людей, и которая обычно исчезает с возрастом, становясь всё более тяжёлой и грузной. Дверные петли заскрипели, и на пороге появился седовласый господин Командующий с полным довольства лицом, на котором не было и тени усталости.

— Ты чего в темноте сидишь? — с лёгкой подколкой сказал он, закрывая дверь. По правую руку от входа на высокой тумбе стоял довольно тяжёлый и малость уродливый железный канделябр с четырьмя толстыми свечами из сала. Хейндир взял его и поднёс вытянутый палец к одному из фитилей. С кончика ногтя сорвался маленький язычок пламени и зажёг свечу.

Повторив эту нехитрую процедуру со всеми остальными жирными фитилями, Хейндир поставил светильник на стол и направился к шкафу, откуда достал пару крупных кубков и пузатую бутылку красного вина. Будучи человеком щедрой души, он наполнил каждую чашу до самых краёв и протянул одну из них Хромосу, после чего уселся на Трон.

Получив вино из рук командира, Хромос сел ровно и поднёс чашу ко рту. Перед тем как отхлебнуть сладкого нектара богов, он медленно втянул носом слегка кисловатый запах, давая ему заполнить ноздри и носоглотку. Прочитав аромат, капитан сделал небольшой глоточек и поболтал напиток во рту, словно бы пытался его прожевать, давая языку вдоволь насладиться вкусом, и только после проглотил. Теперь стоило выдохнуть ртом и оценить богатое послевкусие.

— Двухлетнее вино из Южной провинции Парлестея… да, определённо из холмистых регионов, и виноград рос на восточном склоне, — ещё раз принюхавшись, капитан добавил, — выдерживалось не в дубовой бочке, а в каштановой, от чего во вкусе появилась горчинка, а запах стал более кислым.

— Ого, я как-то всего этого не почувствовал, — удивился северянин, успевший осушить кубок до самого дна.

— Вот и я не почувствовал, а оно есть, — капитан подмигнул и сделал длинный глоток, больше не обращая никакого внимания на вкус.

— Ха-ха, мне бы так уметь распинаться, а то на приёмах вечно норовят угостить чем-нибудь особенным, а потому ждут моей похвалы, а я стою, смотрю на их лица как баран на новые ворота, и совершенно не нахожу, чего бы им такого ответить, чтобы в конец не разобидеть.