После ужина они разошлись, капитан отправился не к себе домой, а в просторную комнату на верхних этажах замка, выделенную ему для личных покоев. Обставлена она была хорошо, но без особых излишков и декора. Закрыв за собой дверь, Хромос неспешно снял доспех, размял затёкшие плечи, шею и, потушив принесённую лампу, повалился на кровать. В тот момент он думал обо всём и ни о чём одновременно. Он пытался зацепиться хоть за какую-нибудь мысль, но она тут же ускользала от него и пряталась в глубинах сознания. Голова кружилась, а глаза предательски слипались, разрывая связь с внешним миром.
— Вот бы этот день оказался сном…
Глава V «Край Чести и Отваги»
Вдали от исполинских и роскошных королевских дворцов, окружённых лабиринтом грязных и тесных городских улочек и многими кольцами высоких, зубчатых стен, вдали от нескончаемого гомона торговых площадей и оглушительного звона литых колоколов на башнях величественных соборов, желавших прикоснуться шпилями к священной и чистой лазури небес, вдали от них на бескрайних зелёных просторах полей, изрезанных узкими полосами густых перелесков, полных зверья малого и юркого, большого и рогатого, раскинулись огромные сады плодовых деревьев и ягодных кустов. Легкий ветерок, спустившись с добродушных и пушистых облаков на землю, играючи проносился сквозь яблочные, вишнёвые и грушевые рощи, вбирая в себя сладкие ароматы зрелых плодов, сдувая с их листьев утомившихся пёстрых бабочек, жуков, сверкавших металлом панциря и чёрных мошек, едва видимых глазу, а затем, вдоволь навеселившись, уносился в родимую высь, раскачивая верхушки древних тополей. Словно слаженные шеренги могучих воинов они стояли вдоль сельских дорог, защищая путников в час непогоды от хлёстких ударов урагана и спасая их жаркими летними днями от обжигающих солнечных лучей в своих длинных и прохладных тенях. Над равнинами, что были устланы пёстрыми коврами диких трав и цветов, стояло мерное жужжание пчёл, без устали собиравших пыльцу, звучало тонкое и звонкое пение цикад, спрятавшихся в пышных шевелюрах редких кустарников, и проносилось бойкое стрекотание кузнечиков, изредка совершавших длинные, полные грации прыжки. Неслаженному, но всё одно прекрасному и умиротворяющему пению членистоногих вторили их заклятые и смертельные враги — птицы, стремительно пикировавшие на несчастных букашек, сокрывшись в ослепительном золоте горячих лучей. Воистину это была кровопролитная и нескончаемая война за выживание между двумя великими и неисчислимыми народами, где не было места ни для чести, ни для сострадания, но их ожесточённые стычки как правило ускользали от рассеянного людского взора, и замечтавшийся в путник видел только окружавшую его безмятежную красоту природы и от всего сердца наслаждался проникновенной боевой песней десятков тысяч крошечных и бесстрашных воителей.
В этом тёплом, полным цветущей жизни уголке необъятного мира у одного из пыльных и проложенных ещё в незапамятные времена трактов раскинулся обширный и не менее древний виноградник на сотни цепких кустов. Взращённые с особой заботой и любовью, растения устало клонились к земле под тяжестью налитых соком фиолетовых и зелёных гроздей. Среди колыхавшегося моря звездчатых листьев, точно одинокий айсберг в чёрном океане, белело здание мастерской, где хранились инструменты, тачки, телеги и большие ёмкости для топтания винограда. Здесь всегда кипела работа, и при каждом вздохе в нос бил густой, кисловатый запах забродившего сока, новых дубовых бочонков и свежего навоза, которым периодически удобряли почву. В пяти десятках шагов от амбара находился покатый каменный спуск ко входу в просторный погреб, где даже в самые жаркие солнечные дни царила бодрящая свежесть и живительная прохлада. Всё подземелье вдоль и поперёк было заставлено пирамидами тёмных, порядком запылившихся бочонков, на чьих крышках белым мелом были подписаны года закатки и сорта винограда. Подле них в решетчатых шкафах вызревали и дожидались своей отправки на рынок сотни пузатых бутылей из мутного зелёного стекла.
Ещё дальше от мастерской, ближе к просёлочной дороге, окружённая садом стояла приземестая вилла с желтоватыми стенами из известняковых кирпичей и с покатистой крышей, покрытой красными и коричневыми кусками черепицы. Всю её северную стену за исключением окон покрывала густая сеть стеблей вечнозелёного плюща, словно бы оживляя хмурые, бездушные камни. С противоположной стороны к зданию примыкала открытая веранда из тёмного дерева. На ней стояла пара диванов с мягкими, алыми подушками и низкий стол на фигуристых ножках. Во время обеда отсюда открывался замечательный вид на виноградник и далёкие холмы, а длинными ночами здесь можно было лежать вдвоём и в тёплых объятиях наслаждаться видом сверкающего ночного неба.