Тени Лордэна

— С папенькой? — голос женщины задрожал, и она посмотрела на Хромоса с такой обидой и страданием, что ему захотелось немедленно пойти и удавиться, чтобы искупить свой тяжкий грех. — А хотя, как же иначе… на что я надеялась… чего ждала… по чему лила слёзы… всё зря… всё в пустую… Что же до папеньки, то он здесь, сидит в каминной зале, но не думаю, что он станет с тобой разговаривать. Он и со мной почти не общается, только изредка приказывает ему что-нибудь принести, и никакого ласкового слова к тому не добавит. Хотя… забудь про него; разве это сейчас важно? А, дорогой мой?

— Умоляю, не проси меня об этом, — сказал капитан, упав на колено, — я непременно должен поговорить с Мотриасом, это дело городской важности, — Хромос на секунду замолк и заметил, что кроме них двоих и безмолвного Арвиса в зале больше никого не было, а из примыкавших коридоров не доносилось ни единого звука, что сопровождают жизнь людей. — Прости, но где же Бармилий? Он сейчас не дома?

— Ах, Барми́лий… — с ещё большей тоской выдохнула дворянка. — Я не видела брата с февраля. Он тогда снова ушёл в плавание вместе с нашими судами и с тех пор ещё не возвратился домой. Я знаю, что с ним всё в порядке, что у него всё хорошо. Он мне регулярно шлёт письма из разных портов, рассказывает о своих делах, о заморских странах… Знаешь, это уже не первое его деловое путешествие, но каждое его новое плавание длиться всё дольше… и дольше… и дольше... Он заверяет меня, что его затягивает семейное дело, но я-то знаю, что он просто сбегает прочь отсюда, чтобы не видеть отца. Инке́лий вон уже давно уехал от нас и живёт счастливо с женой в Хайклифе. Он зазвал меня к себе, но я не могу отсюда уехать… я не могу вот так просто взять и оставить дом… бросить папеньку совсем одного…

Глаза Агдалины покраснели, а речь стала обрывистой. Всего одним неосторожным вопросом капитан сделал всё только хуже.

— Знаешь, я ведь правда старалась тут всё наладить. Нанимала лучшую прислугу и платила им в три раза больше, чем была должна, но они всё равно, раз за разом уходили. Я покупала самые неприхотливые и живучие цветы и деревья, но они продолжают вянуть и чахнуть. Я больше не знаю, что мне делать. Со мной остался только Арвис, мой верный друг… мой милый, милый Арвис — единственный, кто не оставил меня в этот трудный час, — по её впалым и обвисшим изрытыми морщинами щекам скатилась пара маленьких слёз. Агдалина не говорила прямо того, чего хотела, что изо дня в день терзало её уже долгие месяцы, но Хромос всё же чувствовал, как с каждым словом она вгоняла гвоздь в его и без того разрывавшуюся на части душу. — Всё! Довольно… Арвис, отведи капитана к отцу. Мне надо пойти и полежать немного.

В очередной раз безмолвный дворецкий отвесил низкий поклон и жестом предложил Хромосу проследовать за ним. Когда они покинули залу, Агдалина поднялась с кушетки и, пошатываясь, словно пьяная, поплелась в спальню, временами останавливаясь и прислоняясь к стенам, чтобы перевести неровное, сбивчивое дыхание и дать ослабевшему сердцу отдохнуть.

Не нарушая гнетущей тишины поместья, Арвис провёл Хромоса через длинные и просторные коридоры, уставленные вазами и скульптурами, и вывел его к широким дверям с позолотой. Дворецкий трижды постучал и, не получив никакого ответа, тут же открыл створки. Капитан нерешительно вошёл и остановился сразу за порогом. Он прежде не раз бывал в этом удивительной зале, о которой по городу ходило множество баек, и в его памяти мигом всплыли дорогие сердцу образы прошлого, но только теперь они были окрашены в гнетущие серые тона, которые он вряд ли когда-нибудь сможет смыть. Высокие стены от пола и до самого потолка были увешаны сотнями клинков, на чьих лезвиях отражались языки пламени, зловеще танцевавшего в огромном камине. Здесь можно было найти любое оружие, которое когда-либо изобрёл злой человеческий гений: мечи, сабли, палаши, алебарды, боевые топоры и секиры, кортики и кинжалы, шашки и рапиры, булавы и перначи, молоты и шипастые кистени, шестопёры и палицы. Прямо над камином, в единственном не занятом клинками месте висело большое полотно. С этой картины на Хромоса нежно смотрела юная и прелестная Агдалина, сидевшая между своими старшими братьями. Позади неё стояла женщина с невероятно добрым и счастливым взглядом, какой обычно бывает только у маленьких детей да щенков, а рядом с ней стоял её муж. Это был высокий и крепкий мужчина с довольно резкими и острыми чертами лица, крупным носом и высоко поднятым подбородком с характерной ямочкой. Он стоял как скала, что должна была защищать от невзгод и напастей, дарить покой всем, кто вставал в её тень.