Но когда дорожка запахла как лессер, он понял, что решение было принято за него. Запрыгнув на боковые рельсы, он нажал красную кнопку, и дорожка мгновенно начала замедляться. Либо так, либо он прогадал со временем, и машина уже скончалась.
Переводя дыхание, он промокнул лицо одним из колючих белых квадратных полотенец. Оно скорее было наждачной бумагой, но они все равно предпочитали такие. Фритц пытался, время от времени, подсунуть им вместо олд-скульных что-то по-нежнее, но они с братьями всегда возмущались. Эти полотенца были для тренажерки. Им полагалось быть тонкими и спартанскими, махровым эквивалентом койота.
Когда ты пропотел как свинья и не можешь чувствовать свои конечности от напряжения, едва ли захочешь обтереться померанским шпицем.
Он реально пробежал двадцать четыре мили?
Черт, как долго он уже здесь?
Выдернув наушники, он осознал, что не только одна из пяток онемела, но и его паховые мышцы горели, а плечо, раненное пять ночей назад, расшаталось.
В итоге он припарковался на одной из деревянных скамеек, стоявших вдоль дальней стенки зала. Когда дыхание начало постепенно возвращаться к нему, он почувствовал, будто находится в окружении своих братьев, хотя и был на самом деле один: шла ли речь о жиме штанги на скамье — там до сих пор стоял вес в шестьсот фунтов, которые жал вчера Бутч — или штанге, с которой Зи делал вчера скручивания, перекладине, на которой Тор качал пресс… он мог представить бойцов, всех до одного: слышал их голоса, видел, как они проходили мимо, чувствовал на себе их взгляды во время разговора.
И от всего этого он должен чувствовать себя скорее более вовлеченным, не менее.
Но реальность была такова, что даже в зале сорок на сорок футов, забитом до отказа огромными тушами, он все равно чувствовал себя изолированным.
Снова пройдясь полотенцем по лицу, он закрыл глаза и перенесся в другое место, другое время… в воспоминание, которое — сейчас он понял — он отбрасывал каждый раз, когда оно пыталось всплыть на поверхность.
Белый фермерский домик Беллы. Ее крыльцо, такое по-новоанглийски уютное, что вызывает или рвотные позывы… или желание усесться по-турецки и слопать там яблочный пирог. Он тогда вышел из двери, голова опущена так, словно ее отрубили, и только шейные хрящи держали котелок на плечах.
Его любимая Мэри была наверху, только что сказала ему свалить нахрен.
Хотя, конечно, она не была такой грубой.
Его жизнь была кончена, когда он покидал этот дом. Хотя он был якобы «жив», на самом же деле он был живым мертвецом…
… пока она внезапно не выскочила из дверей на босых ногах.
— Дружище, почему ты думаешь об этом? — Он сильно потер полотенцем лицо. — Просто отпусти это дерьмо… давай, подумай о чем-нибудь другом…
Но его мозг не сменил ход мыслей. А следующее воспоминание было того хуже.
Больничная палата, но не на территории Братства, и даже не в клинике Хэйверса. Человеческая больничная палата, и на койке лежала его Мэри.
Черт, он до сих пор помнил, какого цвета была ее кожа. Ненормального, совсем ненормального. Не просто бледная, она начинала сереть.
Чтобы спасти ее, он сделал то единственное, что смог придумать, послал единственную оставшуюся молитву: он отправился к Деве-Летописеце. Он покинул человеческую больницу и вернулся домой, в свою комнату и стоял на ограненных бриллиантах, пока колени не покраснели от крови.
Он молил о чуде.
Выругавшись, он вытянулся на скамье, роняя спину на беспощадное дерево, оставляя ноги на полу по обе стороны скамьи.
Его Мэри сегодня не вернется домой. Она заночует в Убежище.
Маму того ребенка увезли к Хэйверсу. После того, как она впала в кому.
Персонал решил, что ребенку на день лучше остаться в доме, и Мэри захотела остаться с девочкой.
Боже, он помнил острую тоску в дневное время, когда его Мэри лежала больная в клинике. Для него было небезопасно оставаться с ней в течение дня, и он был в ужасе от мысли, что она умрет, когда он даже не сможет добраться до нее.
Наверное, они смогут отвезти малышку к ее мамен, если дойдет до этого. Будучи претрансом, она могла выходить даже в полдень.
Уставившись в потолок, он подумал о Трэзе и Селене. Их свидании. Их побеге из центра. О том, как они повеселились, удирая от человеческой полиции.
За это стоило бороться. За все это.
Его Мэри не придет сегодня домой, и он не знал, как протянет следующие двенадцать часов перед тем, как снова сможет с ней увидеться. И это даже зная, что он мог позвонить и написать ей, в любой момент вызвать по скайпу.
Эта малышка, скорее всего, потеряет свою мамен.
И Трэз, наверное, потеряет Селену.
Рейдж точно знал, что все они молились о чуде, которым его одарили. И, может, именно с этим у него и были проблемы.
Почему ему повезло? Тору не повезло. Ну, да, его Брат обрел Отэм, и это благословение без меры. Но как бы он не любил женщину, он чуть не умер, потеряв Велси.
Он просто не понимал. Если только Дева-Летописеца снова вмешается, или кто-то найдет лекарство…
Почему ему с Мэри посчастливилось?