Сталкеры сгрудились, заглядывая в контейнер, в котором лежал маленький кусочек слизи, изрядно напоминавший только что высморканную соплю.
— Лис, достань брызгалку с содой, полей ему на руки и на ботинки. Могла кислятина остаться.
Лис кивнул и потянул Леху к выходу из комнаты.
Я тем временем осматривал портрет. Почти в мой рост высотой, в раме с орнаментом из рун. Подпись готическими буквами.
— К чему это здесь? — спросил сзади Лось.
Я пожал плечами, посмотрел на двери по обе стороны от портрета. На одной была табличка с рисунком, напоминавшим антенну. На другой — с направленной вверх стрелкой.
— Это германские руны. Вон та справа — "тиваз". Символ непримиримости в бою. А слева — "альгиз". Переводится: "лось".
— Чего??
— Руна так называется. Символ жизни.
— Серьезно?
— Ага. Немцы любили такую символику, — я процитировал:
— А ты откуда это все знаешь?
— Монолит знает. Кто-то у нас в этих вещах разбирался, а что знает один — знают все.
— Круто. А нам что с этим делать? И откуда здесь фашисты?
— Не знаю пока. Но откуда — как раз понятно. Эти тоннели здесь с войны. Ставку Гитлера под Винницей построили всего за год, а она побольше будет.
— Значит это немцы выкопали?
— Скорее наши военнопленные. Мы еще не знаем, насколько эти тоннели здесь тянутся… — сказал я и толкнул правую дверь со "стрелкой". Она открылась. — Леха, давай первым. Я за тобой. Аномалии начались, а у нас с тобой все-таки костюмчики получше.
Леха поправил детектор, еще раз глянул на портрет Гитлера и пошел вперед.
…
Коридор поворачивал направо и дальше шел по прямой. Одна стена была пустой, если не считать нескольких светильников и кабеля. Вдоль второй шел ряд дверей. Все были открыты. Внутри комнат — столы, шкафы, стеллажи с какими то бумагами. Копаться в них сейчас желания не нашлось ни у кого. Посередине одного из кабинетов расположился роскошный "шокер". Леха направил на него детектор, потом потопал дальше. Предпоследняя комната была выложена кафельной плиткой.
— Медпункт тут был, что ли?
— Великовато для медпункта.
Я провел пучком света от нашлемника по стенам, заглянул в проем в стене. Еще одна такая же. Оборудование вывезено, только с потолка свисает хромированная хирургическая люстра.
— Операционная, — сказал Лось сзади.
— Может быть… Может быть…
Последняя дверь в коридоре вместо номера имела именную табличку. Готическими буквами было написано: "Standartenführer Brandt".
— Разобрать можешь? — поинтересовался Лось.
— Могу. Написано: штандартенфюрер Бранд.
— Типа генерала ихнего?
— Соответствует армейскому званию полковника, — Я толкнул дверь, — Заперто.
— Не проблема.
Лось отодвинул меня, примерился и засадил ногой в дверь над замком. Деревянный косяк расщепился и та распахнулась. Тоже стол, шкафы, бумаги. Рядом со столом стоял большой несгораемый шкаф. Я повернул ручку, потянул — дверь открылась. Пусто.
— Вряд ли мы здесь найдем что-то кроме старой бумаги, — сказал Лось.
Я кивнул.
— Согласен. Немцы здесь явно что-то исследовали, но когда комплекс нашли после войны, наши все вывезли. Осталась музейная макулатура и пост, который никому не был особо нужен.
— Но требования секретности здесь были очень высокие.
— В Союзе вообще все секретили по-черному.
Я взял одну из папок, лежавших на стеллаже. Штамп "Ahnenerbe", германский орел посередине, в углу штамп "Geheime Reichssache".
— Аненербе, "Секретно".
— Учил язык?
— Армейским переводчиком был.
— Разведка?
— Ага, — я полистал бумаги, положил папку на место и взял другую, — Отчеты какие-то. Лекарства, химия, опыты… Что-то они тут исследовали. Знать бы: что?
— "Аненербе" — это ведь оккультное общество какое то было у нациков? — Спросил Леха.
— Да. Мистика, оккультизм, происхождение индо-германцев, антропология…
— Кого-кого?
— В Рейхе слово "ариец" употреблялось только в разговорной речи. Правильный термин: "индо-германская раса". Или просто "германская".
— А как же Штирлиц, который истинный ариец?
— Ну это же кино, — я пожал плечами. — Там в "17 мгновениях" выдумок вообще довольно много. Например все эсэсовцы в парадной форме каждый день, а на самом деле они ее надевали два раза в год.
За разговором я наскоро просматривал остальные папки, пролистывая пожелтевшие листы с машинописным готическим текстом. Забирать ничего не стал, оставив документы на стеллаже.
— Возвращаемся. Ничего интересного.
Лось кивнул. Сталкеры потянулись к выходу. Я вышел последним и прикрыл за собой дверь. Балу посмотрел на меня и снова отвел глаза.