— Не все сразу, господин Поплавский, не все сразу. Однако порядок мы сумеем обеспечить. Не спорю, придется действовать жестко, а порой даже жестоко. Мы кое-что знаем о природе марсианского сверхоружия, и будьте уверены, армии всех сверхдержав получат очень неприятные сюрпризы. Например, они лишатся своих ядерных вооружений, баллистических ракет; авианосцев и еще много чего. Мы потребуем отставок всех правительств и жестоко накажем непокорных — так, что весь мир содрогнется. Отныне везде будут руководить наши наместники, кстати, очень достойные и уважаемые люди. Но они будут действовать не в интересах своих держав, а исключительно в общечеловеческих интересах. Если, скажем, в Уганде настанет голод, то никому не придется ходить по ООН с протянутой рукой — мы сумеем быстро обеспечить голодающим эффективную помощь. Начнется очередной конфликт в Нагорном Карабахе, родине господина Мирзояна, — и наши силы быстрого реагирования накажут мятежников. Ваш диктатор Сталин, кстати, показал, как можно таким путем усмирять в корне все национальные розни. И разве между народами вашей страны к концу века не созрела если не дружба, то хотя бы терпимость? Сталин безжалостно уничтожал тех, кто разрушал, исходя из своих национальных интересов, великую империю — и мы точно так же будем поступать с теми, кто попробует нарушить мир и спокойствие на Земле.
— И люди станут рабами… — горько сказала Марта, не скрывая слез.
Аль-Багдир достал из кармана сигару и не спеша раскурил ее.
— Это только громкие слова, госпожа Шадрина, — наконец ответил он. — А разве сейчас люди свободны? Все играют по жестким правилам — и бедняки, и элита. Свобода есть лишь у болтунов из СМИ, которые очень свободно и храбро хвалят хозяев и рычат на их врагов. О чем вы говорите? Где, кто и когда был свободен? Диктаторы обычно сами себя усаживали на троны. А в так называемых демократических странах толпа одураченных СМИ людей сажала туда одного из десяти кандидатов — того, кого поддерживают сильные мира сего и кто может потратить на предвыборную кампанию десятки и сотни миллионов долларов. Что, разве господин Поплавский смог бы собрать такую сумму? При его нравственных качествах — нет и еще раз нет. А он мог бы стать достойнейшим в истории вашей страны лидером. А вы говорите — свобода…
— Не надо трепаться о демократии! — взорвался Саблин, с ненавистью глядя на араба. — Не вам о ней говорить!
— А я о ней и не говорю, — равнодушно ответил Аль-Багдир, пуская к потолку круги сизого дыма. — Просто не вижу серьезного предмета для разговора. Если вы считаете, что толпа, которая легко зомбируется СМИ, может выбрать, а главное, контролировать достойного лидера, это ваши проблемы. Господин Сели- вестров в общем-то прав, рассматривая самую суть проблемы, семя зла, заложенное природой в человека. Но его путь переделки генетического естества людей — любопытный эксперимент, не более того. Пусть даже его колония и даст начало новому, идеальному виду гомо сапиенс — а остальное-то человечество куда девать? Оставить гнить на загаженной, умирающей Земле? Или устроить второе пришествие Христа? Ну что ж, Христа когда-то распяли, распнут и идеальных людей с пояса астероидов. А потом сотворят какую-нибудь новую религию… И на этом все кончится. Мы же пойдем иным путем: станем исправлять людей порядком и дисциплиной. Когда-нибудь человечество дозреет до свободы — может, через тысячу лет, а может, и через десять тысяч — кто знает? И тогда ЛИМП уйдет в сторону с чувством выполненного долга. Но сейчас Земля стоит на краю катастрофы, об этом дружно говорят все неангажированные ученые, и ее надо срочно спасать. А там видно будет.
В зале наступило длительное молчание. Наконец Поплавский сказал с кривой усмешкой:
— Ну что ж, эта идея не нова. Еще Уэллс писал об инженерах, захвативших власть над миром ради всеобщего блага. Пустое дело… Вы забыли одну маленькую деталь: все члены ЛИМПа — тоже люди и тоже далеки от идеала. Они, получив Землю, наверняка начнут рвать ее на части, чтобы утолить свой природный эгоизм. И начнутся новый хаос и новые войны — уже не между смертными, а между богами.
Аль-Багдир высокомерно взглянул на него.
— А кто сказал, что я — человек?
Наступила еще одна, на этот раз жуткая пауза.
Араб погасил сигару о пепельницу и встал из-за стола.
— Все, больше времени на беседу у меня нет. Пора отправляться в очередную экспедицию. Не хотелось бы оставлять на нашей базе таких опасных и умных людей — но, кажется, все же не настолько умных, как хотелось бы. Или кто-то из вас готов вступить в ряды нашей организации? Господин Поплавский, я обращаюсь прежде всего к вам.
— Нет, — ответил заметно побледневший командир.
— Жаль, искренне жаль, — сказал помрачневший араб. — Придется вас уничтожить. Рискованно держать в тылу таких врагов. Алексей, отведи господ спасателей… сам знаешь куда. Они долго испытывали наше терпение, но и ему есть предел.
Охранники подняли стуннеры.
— Стреляйте в руки, — приказал Аль-Багдир. — Еще не хватало дурацких потасовок…
— Я хочу подумать, — неожиданно заявил Поплавский.