Тени на стене

Здесь же, среди скал и виноградников, среди все еще по–летнему пышных деревьев, вразнобой шумевших под ветром над его головой, земля пахла пряно и душно. Прав был его отец, когда говорил, что чужой мед всегда горек!.. На секунду перед его глазами возникло морщинистое усатое лицо с тяжелыми веками, прикрывавшими усталые глаза. Но стоило ему услышать близкий шепоток Сени–Сенечки, как оно сразу исчезало.

— Ничего не видишь?

— Нет, а что? — Нечаев еще пристальнее вгляделся в темноту.

— Он где–то здесь…

И впрямь, шалаш, который они сегодня (как давно это было!) разглядывали с лодки в перископ, должен был стоять где–то здесь. Они помнили, что шалаш был под деревом. Впрочем, они знали и другие приметы. В десяти шагах от этого шалаша находился сарай с разметанной соломенной крышей и широким навесом для дров, которые заготовляют впрок. Под навесом же они должны были найти колоду, в которую воткнут топор. Если топор на месте — все в порядке. Слало быть, сторож готов принять гостей…

Скала «Парус», служившая им ориентиром, уже не была видна. Да и само море, всю его прибрежную часть, заслоняли камни. Нечаев подумал, что они отклонились вправо. Расселина, по которой они взбирались, была кривой, он хорошо запомнил это.

— Соображаешь? — спросил Сеня–Сенечка.

— Ага… По–моему, нам надо туда, — Нечаев кивнул в темноту.

— Я не уверен…

— Еще метров сто. Шалаш был прямо над скалой, — напомнил Нечаев. — Уже близко.

— Ладно, — Сеня–Сенечка не стал спорить.

И они снова поползли, стараясь не задевать за ветки. У земли ветер был слабый, немощный и едва шевелил тяжелые листья. Только в кронах деревьев он шумел в полную силу.

Затаив дыхание, Нечаев прислушался. Ему показалось, будто впереди звякнул колокольчик. Неужели послышалось?.. Но колокольчик звякнул снова, уже отчетливее. И Нечаев плотнее прижался к земле.

Новый порыв ветра принес сладкий запах навоза и овечьей шерсти. Сомнений быть не могло. Впереди стоял не шалаш, а кошара.

«Хоть бы собаки не залаяли», — подумал Нечаев.

Работая локтями и коленями, он отполз обратно в листву виноградника. Встреча с незнакомыми чабанами не сулила им добра. Он представил себе, какой переполох среди чабанов вызвало бы их неожиданное появление… С ними по было Гришки Трояна, который мог бы поговорить с чабанами на их языке.

Троян, Троян… Ему хотелось верить, что Игорек и Троян выпутаются. Такой парень, как Гришка, не мог погибнуть, не имел права погибнуть… И тут же ужаснулся, подумав о том, что сам чуть было не оплошал. Прав был Сеня–Сенечка. Им надо сразу же ползти в другую сторону…

Они молча работали локтями. Теперь они ползли по крутому склону горы, вершина которой сливалась с темным небом. Наверху мягко мигнул огонек. И тут же погас. Затем послышался треск мотора — какой–то мотоцикл протарахтел по дороге. И снова тишина стала густой, терпкой.

Только сейчас, когда шум мотоцикла пропал в отдалении, Нечаев подумал, что где–то близко по склону горы проходит дорога, что она петляет, то спускаясь ближе к морю, то снова поднимаясь вверх. Эта дорога была чуть ли не за изгородью, которая виднелась впереди. Недаром они инстинктивно сторонились ее, не решаясь к ней приблизиться.

Но потом он увидел, что точно такая же изгородь отделяет этот виноградник от соседнего. Они почти наткнулись на нее в темноте — плетень был прикрыт ветками колючего кустарника.

— Перемахнем… — тихо сказал Сеня–Сенечка. — Я первый…

Нечаев видел, как гибкое тело перенеслось через изгородь. Потом, спустя минуту, послышался тихий свист. И тогда Нечаев тоже приподнялся. По ту сторону изгороди он плюхнулся на землю и затаил дыхание.

— Семен!..

Впервые он назвал друга просто по имени.

— Я здесь… — послышалось из темноты. Сеня–Сенечка уже успел отползти в сторону шагов на двадцать.

Нечаев пополз на его голос.

— Посмотри… — сказал Сеня–Сенечка, когда Нечаев очутился рядом.

Раздвинув кусты, Нечаев увидел сарай, отбрасывавший теплую войлочную тень. По ту сторону сарая, то ли на дереве, то ли на столбе, висел фонарь.

Рука потянулась к ножу, который висел на поясе. Не сговариваясь, они отползли в разные стороны, чтобы обогнуть сарай, а потом соединиться. Так было вернее.

Сразу же Нечаев увидел фонарь, висевший на высоком дуплистом дереве. То был обыкновенный керосиновый фонарь, и его тихий теплый свет падал на землю, на шалаш, на старую пыльную колоду, лежавшую под навесом, возле которой валялся топор… Перед входом в шалаш была расстелена вытертая овчина.

Было тихо. Только тишина эта была какой–то тревожной. Но, может, это ему так кажется? Нечаев приподнялся на локте. Старик–сторож, должно быть, уже заждался гостей и сладко спал в своем шалаше. Но топор… Нечаев не отрывал от него глаз. Непонятно было, почему топор лежит на земле, когда ему полагается торчать в колоде.

Он прислушался. И снова тишина показалась ему такой враждебной, что его сердце ударило на сполох.