Тени над Гудзоном

Точно так же, как ему было неясно, зачем он ехал к Эстер, Грейн не знал, о чем будет с ней говорить. Сказать ей правду? Сказать, что пришел с ней распрощаться? Действительно ли он готов положить конец этой связи? Он, Грейн, поломал ей жизнь. Если бы не он, она давно бы снова вышла замуж. Он привык к ней духовно и физически. В последнее время их любовь переживала кризис. Появились недовольство, претензии, неурядицы, как в паре, члены которой не могут жизнь порознь и не могут оставаться вместе. Но одно дело — ссориться и снова мириться, и совсем другое дело — полностью порвать отношения. Это словно смерть. Как порвать отношения? Как можно положить им конец? Силы для этого есть только у Бога…

Грейн стоял и вдыхал холодный соленый воздух. Он знал в этой округе каждый дом, каждое дерево, каждый куст. Теперь, когда Анна была у себя дома, где-то на Лексингтон-авеню, а он стоял под этой дверью, Анна отодвинулась на периферию его памяти, а Эстер снова стала Эстер. Он поднял взгляд к ее этажу и увидел в освещенном окне, за венецианскими ставнями ее силуэт. Эстер, наверное, услыхала, как подъехало такси. Она стояла и ждала его с благословенной верой обманутых…

Грейн не стал звонить, а отпер дверь ключом. Открыл и сразу же увидел Эстер. Она смотрела на него с обидой и одновременно с любопытством. Эстер была дочерью состоятельного раввина, внучкой гаонов,[62] красавицей, выигрывавшей когда то призы на балах, в прошлом — богатой невестой. Она была женщиной, которая рисовала, писала стихи и даже пробовала свои силы на сцене. Ей было уже сорок три года, но она все еще оставалась красавицей. Свои чуть рыжеватые волосы она до сих пор заплетала в косы. Аристократические черты, бледное лицо, классический нос, большие серо-зеленые глаза и шея, ослеплявшая белизной. Грудь уже стала чересчур пышной, но талия осталась узкой. Косы (немного подкрашенные) были уложены вокруг головы в два кольца. С ушей свисали старомодные серьги, доставшиеся ей в наследство от бабушки. Округлый гладкий лоб и блестящие глаза источали давно забытые свет и чистоту, а по благородной форме рта, даже если она молчала, было видно, что Эстер женщина знающая и к тому же хорошего происхождения. Грейн ожидал, что она тут же начнет укорять его, потому что он ей не позвонил, но Эстер, похоже, пребывала в игривом настроении.

— Вот он, этот великий Казанова! Ну, мальчик, подойди поближе, не стой в дверях. Мамочка тебя не выпорет!..

Она пошла ему навстречу, обняла его, на какое-то мгновение даже как бы повисла на нем. Они целовались долго и страстно, словно между ними никогда не было никаких ссор. Эстер была в шелковом платье и кухонном фартучке. Этой одеждой она напоминала свою бабку Эстер-Годес, про которую рассказывали, что она заворачивала котелок с чолнтом[63] в шубу, а сверху еще и оборачивала головным платком. От Эстер пахло сейчас кухней и апельсиновым вареньем. Она протянула указательный и большой пальцы и с женской наблюдательностью сняла с лацкана Грейна волосок.

— Что это? Брюнетка…

— Ты уже начинаешь? Брось!

— Дай мне только посмотреть! Дай мне только посмотреть!.. Я как Шерлок Холмс. От меня не скроешь следов!..

Она поднесла волосок к свету лампы. Грейн отодвинулся.

— Брось его уже!

— Погоди, погоди! Черный, как вороново крыло. Что это? Новая, а?

Грейн не ответил.

— Ну, пойдем дальше. Когда сегодня я проснулась и увидела снег, то решила, что сварю тебе мамину крупяную похлебку. Я, собственно, выходила на улицу купить грибов. В Брайтоне их не достать. Есть только одна лавка, где их держат. Ты должен был позвонить еще позавчера.

— Да, я знаю.

— Конечно, ты знаешь. Кому знать, если не тебе? Я весь день ждала твоего приезда. Когда увидела, что скоро ночь, а от тебя нет вестей, я начала беспокоиться. Вдруг в семь часов, а то и позже, ты даешь о себе знать. Какой в этом смысл, а? Ты мне испортил целый день.

— Как у тебя дела?

— Как у меня дела? Не заговаривай мне зубы. Я все знаю. Знаю, как будто сама при этом присутствовала. Если ты даже не находишь времени, чтобы мне позвонить, то дела плохи. Но снимай пальто и садись за стол. Ты побледнел. Не спал ночью или что-то случилось? Я вот по своей природе такова, что стоит закрыть глаза, как ко мне являются сны. Не успею заснуть, как я уже с отцом. Не могу этого понять. Покойную маму я тоже любила. Разве нет? Но она мне снится редко. С отцом я всегда, и у него почему-то всегда праздник, потому что на нем штраймл и атласный лапсердак. Он берет меня за руку и говорит со мной о Торе и о всяких возвышенных вещах. У меня всегда остается на языке вкус этих бесед. Я пытаюсь их вспомнить, но снова засыпаю, и он снова оказывается рядом. Действительно, Герц, я начинаю думать, что это не просто так. Может быть, уже пришло мое время?

— Не говори глупостей.