Тени над Латорицей

Дмитрий Иванович машинально взглянул в их сторону, но тут же снова окунулся в свои мысли. О Ружене думать ему не хотелось. Не ревнует ли он? Но к кому? С кем она могла бы вот так сидеть на скамейке или прогуливаться по парку? Нет, плохо думать о ней он просто-напросто не имеет права. Если и ревновать ее, то разве только к звездному небу над Киевом, к плеску днепровской волны, к свежему ветру над городом…

Нет, о Ружене потом. Кончится командировка, разоблачен будет убийца вдовы Иллеш, и он вернется домой. Тогда и даст волю своим чувствам, мечтам и надеждам. А пока…

Так почему же все-таки все называют Каталин Иллеш вдовой? Ведь второй ее муж Андор — жив. Вдовой стала она после смерти Карла, а после того, как вышла за Андора, вдовою быть перестала. А вот так уж повелось — вдова и вдова. И даже когда сменила фамилию, осталась для всех вдовой Карла Локкера. Интересно!

Сколько все-таки белых пятен в его схемах! Все еще неизвестно, кого ждала в гости Иллеш. Кто был у нее?

«Кто был у нее? Кто был у нее? Кто был? Кто?» — без конца повторял Коваль и неожиданно подумал: «Может быть, все-таки «брат Симеон»!» От этой мысли напряглись нервы. Неужели это и есть верный путь?

В детстве он с товарищами играл в такую игру: кого-нибудь назначали «шпионом», и когда «разведчик», который выходил из другой комнаты, приближался к «шпиону», все хором кричали «тепло», когда удалялся от него — «холодно», а когда оказывался рядом — «жарко!». И так — пока «разведчик» не угадывал.

Сейчас подполковнику стало «тепло».

В случае, если был монах, то и нож, конечно, не здесь надо искать, а у «брата Симеона». Впрочем, зачем бывшему монаху, столько лет спустя, убивать семью Иллеш?

Темное прошлое у семьи Локкеров-Иллеш… А посылки?! Андор посылал их из Будапешта… А что за люди присылали ей посылки из других городов Венгрии? Кто же мог делать ей такие подарки? И почему? Придется обратиться за помощью к венгерской милиции. Может быть, у нее еще какая-то родня объявится?

Но снова и снова мысленно возвращался он к монаху. Как стрелка компаса — всегда на север!

Подполковник встал, прошел мимо влюбленных, которые уже нашли общий язык и мирно целовались, ничего и никого не замечая вокруг, и свернул в аллею, где тихо и таинственно шелестела листва.

Думать больше не хотелось ни о чем. Голова была тяжелой от усталости и волнений, и это мешало даже любоваться природой. К сожалению, в запутанном деле Иллеш, вопреки оптимизму Бублейникова и Тура, пока все еще гораздо больше вопросов, чем ответов.

«Дело прояснялось, — с горькой иронией вспомнил Коваль строку из Наташкиного детектива. — Стало ясно, что очень…»

VI После шестнадцатого июля

1

Все, кто занимались расследованием убийства семьи Иллеш, встречались не только на оперативных совещаниях — все время обменивались мнениями, делились новостями. А когда надо было выработать кардинальное решение, собиралась оперативно-следственная группа во главе с Иваном Афанасьевичем Туром и подполковником Ковалем.

Почти через две недели после шестнадцатого июля состоялось совещание узкого круга людей, которые держали в своих руках все нити дела Иллеш и могли быть между собой откровенными до конца: Тур, Коваль, Бублейников, Вегер. На этом совещании шпаги скрестились на версии «Убийцы — Кравцов и Самсонов».

По мнению Тура и майора Бублейникова, все было ясно и понятно. И даже то, то подозреваемые в один голос и почти в тех же выражениях твердили, что, мол, собрались и пошли грабить, но не грабили и не убивали, Тур и Бублейников считали говорящим не в их пользу.

— Сказки! Глупости! — с легким оттенком пренебрежения в голосе восклицал майор Бублейников. — Здесь не может быть двух мнений. И вся эта их околесица, что боялись быть ошибочно привлеченными к ответственности, не стоит выеденного яйца. До чего только не додумаются, чтобы выйти сухими из воды!

Но все карты спутал Коваль.

— А знаете, я мог бы понять их, Кравцова и Самсонова, — сказал он. — И мне их объяснения не кажутся неправдоподобными. Особенно, если принять во внимание печальный опыт Кравцова. Разве у него не могло возникнуть сомнение в нашей объективности?

Майор Бублейников знал, что следователь Тур, человек молодой и решительный, разделяет его взгляды, и эта поддержка вдохновляла его.

— Так что же, по-вашему, Дмитрий Иванович, — спросил он Коваля, иронически улыбаясь, — Кравцов сидел не за свои преступления, а из-за ошибок милиции и следствия?

Коваль не ответил.

Тур, который с помощью Бублейникова уже начал официальное следствие по Кравцову и Самсонову, сказал:

— Ну, в нашей милиции иной раз и в самом деле зеленые лошади бегают! Не защищайте уж, Семен Андреевич, честь мундира! — Тур произнес эти слова твердо и для вящей убедительности даже положил ладонь на стол. — Но вы знаете, Дмитрий Иванович, — продолжал он, обращаясь к Ковалю, — Самсонов, этот самый Клоун, не далее как вчера заявил на допросе, что во дворе они с Кравцовым разошлись, и теперь он не уверен, что тот не заходил в дом.

Бублейников поспешил прикрыть глаза, чтобы спрятать торжествующие искорки.