— А что же я, по-вашему, с эдакой дрянью цацкаться должен?
— Семен Андреевич, я не хочу конфликтовать, не хочу разговаривать приказами. Это ни мне, ни вам не поможет. У нас и без того хватает хлопот. Я просто хотел бы, чтобы вы не горячились.
— Слушаюсь, товарищ подполковник, — обиженно ответил Бублейников.
— Вот и хорошо, — сказал Коваль, не обращая внимания на тон майора. — А как там поживают Длинный и Клоун?
— «Поживают»! Как бараны уперлись — и ни тпру ни ну. С места не сдвинешь. Уже их Тур и так и сяк допрашивал. И я помогал — все напрасно. Может быть, еще раз сами поговорите? — спросил Бублейников, и Коваль мог поклясться, что майор не сдержался и вложил в свой вопрос едкую иронию.
— Вот с Гострюком разберемся — и поговорим. Василий Иванович, — обратился подполковник к возвратившемуся в кабинет капитану Вегеру. — Не забудьте снять отпечатки обуви, которую носит монах, и той, которую нашли у него дома. И отпечатки пальцев — не они ли на второй рюмке?
— Уже, Дмитрий Иванович, — ответил капитан. — Все уже на экспертизе.
— Хорошо, — сказал подполковник. — Ну что ж, на сегодня, наверно, хватит. Пошли, Семен Андреевич?
Они вышли в коридор, и Коваль примирительно добавил:
— И давайте не будем ссориться, Семен Андреевич, ведь цель-то у нас одна.
Будь его воля, сказал бы сейчас майору все, что думает. Но сейчас нельзя. Впереди еще много общей работы. Хотя, впрочем, именно ради этой работы и стоило бы…
Из кабинета Романюка Коваль позвонил в Ужгород следователю Туру, уехавшему туда на совещание, и сообщил, что располагает новыми данными. Тур ответил, что вернется на следующий день.
4
Второй допрос бывшего монаха Коваль решил провести сам, пока не вернулся Тур. Даже рискуя вызвать недовольство следователя, который, хотя и оставался верен концепции: убийцы — Кравцов и Самсонов, все же изъявил желание допросить и Гострюка, потому что считал, что оперативные работники после краткого дознания обязаны передавать всех подозреваемых следствию. Кроме того, Коваль хотел избавиться и от участия в допросе майора Бублейникова, которого невозможно было удержать от выпадов, в большинстве случаев «стрелявших» мимо цели.
Не дожидаясь капитана Вегера, с утра отлучившегося в район, подполковник распорядился привести Гострюка.
За два дня бывший монах осунулся. Когда он переступил порог кабинета, Коваль почувствовал, что разговор предстоит серьезный и, возможно, начистоту: «брат Симеон» не прятал взгляда — смотрел прямо в лицо.
На что он решился? Какие показания даст?
— Садитесь.
Стульев было несколько, но монах сел на тот, что стоял поближе к столу, напротив Коваля, словно подчеркивая этим готовность к откровенному разговору. И действительно, на этот раз Гострюк не стал ждать традиционных вопросов. Он заговорил первым.
— Выходит, вдову убили? Я правильно понял?
— Да, Каталин Иллеш убили. Мало того, убиты и ее дочери — Ева и Илона. Для вас это новость?
Гострюк перекрестился и беззвучно пошевелил губами. Коваль терпеливо ждал. «Если уж сам начал, пусть сам и продолжает», — решил он.
— Как я понимаю, на меня пало подозрение. Мой внезапный приезд сюда в июне, мое прошлое… Можно я задам вам один вопрос?
Коваль кивнул.
— Когда произошло убийство? Которого числа?
Коваль не торопился с ответом. Не хочет ли Гострюк этим вопросом отвести от себя подозрение? Глупо. Впрочем, если он — убийца, то дата преступления для него не секрет, а если непричастен, то какое это имеет значение — десятого, пятнадцатого или двадцатого?
— В ночь на шестнадцатое июля, — Коваль сделал паузу. — А почему это вас интересует?
Бывший монах тоже не спешил с ответом.
— Я решил все рассказать. Одним словом, я не хочу отвечать за чужие грехи. К этому делу я, возможно, и имею отношение, но весьма и весьма косвенное.
Коваль приготовился записывать его показания.
— Но перед тем, как рассказывать, разрешите мне еще один вопрос. Очень важный.
Коваль не возражал.
— Где вы взяли этот перстень?
«Эрнст Шефер допытывался, как попал в милицию этот перстень. А теперь и Гострюк». Подполковник провел ладонью по лбу, собираясь с мыслями.
— А какое это имеет значение? — спросил он наконец.
— Очень большое. Если перстень найден в доме Катарин и если это действительно перстень Карла, значит, и Карл был там.
«Наваждение какое-то! — удивленно подумал Коваль. — Как же догадался, где найден перстень?»
— Из чего вы сделали такой вывод?
— Об этом потом, — ответил Гострюк.
«Хочет меня сбить с толку! — подумал подполковник. — Ишь, стреляный воробей! Но какой хитрый ход, какая игра! Неужели он надеется, что я поверю, будто бы вдову убил покойник? Сейчас заговорит еще о духе Карла, который воротился с того света, чтобы расправиться с неверной женой. Новоявленный Командор, карающий свою жену. Ну, погоди, святоша, сейчас я тебе покажу!»
Коваль согласился.
— Хорошо. У вас, гражданин Гострюк, есть алиби? Имею в виду дату преступления. Давайте, в таком случае, с этого и начнем.
— Не только на пятнадцатое, но и на шестнадцатое есть. Пятнадцатого я чинил инвентарь во дворе.
— До которого часа?