Тени над Латорицей

— Потому что я не собираюсь давать вам ее адрес. Если я виновата, с меня и спрашивайте. Целиком и полностью отвечаю за свои поступки, а ее нечего дергать.

— Вот как! Засекреченная, значит, у вас подруга. А куда вы направлялись через Ужгород? Это тоже секрет?

— Почему секрет? Я ехала сюда. На границу.

— А зачем вам граница?

— «Зачем, зачем»… Парень у меня тут служит. Знакомый.

— Жених?

— Не знаю. Видно будет. А вам какое дело? Вот еще сегодня отсижу здесь, а потом поеду куда захочу. Хоть к черту на кулички.

Ковалю трудно было разговаривать с этой девушкой, допрашивать ее, Наташкину ровесницу. И почему она такая колючая? Что за глаза? От мелкой обиды таких глаз не бывает. Скорее в них — устоявшаяся неудовлетворенность собой и окружающими. Девушка молодая, обаятельная, а такая озлобленная, недоверчивая, и это — в каждом взгляде, жесте, движении. Почему? Нет, дело здесь конечно же не в тех пятнадцати сутках, которые она вполне заслужила.

И при всем том надо было вызвать ее на откровенность с человеком, который ее допрашивает.

— Скажите мне, Таня, честно, почему вы ударили сержанта?

— Он оскорбил меня.

— И вы не побоялись поднять руку на представителя власти?

— Я не побоялась ударить плохого человека. Человек, который оскорбляет женщину, не имеет права быть представителем власти. Мне стало обидно и больно даже не оттого, что он сказал мне грязные слова: минутой раньше он учил вежливости какого-то хулигана и тут же нашел возможным оскорбить меня. Неужели я такая, что меня можно всякими словами обзывать? Это ведь и про меня сказано, что человек звучит гордо!

Ковалю понравился Танин ответ. Честный и откровенный!

— Что касается поведения сержанта, мы разберемся. Звание работника милиции, представителя власти, обязывает каждого из нас, от сержанта до генерала, быть сугубо справедливым и интеллигентным. Несмотря на специфику нашей работы. А теперь, Таня, не смогли бы вы рассказать — обстоятельно и точно — о том, что же все-таки случилось в тот вечер. Для меня это очень, вы понимаете, очень важно. Прошу вас, постарайтесь, пожалуйста, вспомнить решительно все — до мельчайших подробностей.

— Я уже рассказывала много раз. Но повторить не трудно, — сказала она уже спокойнее. Видимо, ей понравилось, что подполковник не разговаривает с ней сухим, официальным тоном, а вежливо просит. — В тот день я познакомилась с одним человеком. Зовут его Виталий, он из Москонцерта, на гастроли приехал. Ну, бродили по городу, ели мороженое. Вы, наверно, думаете: вот вертихвостка, парень в армии, а она с артистами развлекается. Нет, это не так. Мне этот Виталий ни к чему. Просто было в тот день как-то тоскливо на душе, а тут хороший человек подвернулся.

«А подруга?» — хотел спросить Коваль, но сдержался, понимая, что нарушит этим свободное течение разговора. Да и не это было сейчас главным.

— Виталий тоже никого в Ужгороде не знал, — говорила тем временем девушка. — Вместе нам было веселее. Но он мне, честно говоря, совсем не нравился. Вечером Виталий пригласил меня к себе в гостиницу. Ужин заказал в номере.

— И вы не побоялись пойти с малознакомым мужчиной в гостиницу?

— А чего мне бояться! Я себя всегда могу защитить! К тому же Виталий был какой-то застенчивый, я даже удивилась, когда узнала, что он — артист, думала, артисты смелее, даже немного нахальные. Правда, потом он оказался не только застенчивым, но еще и трусом и даже предателем. — Коваль уже читал показания Виталия, в которых тот открещивается от Тани, и еле заметно усмехнулся: девушка нравилась ему все больше. — Ну, может быть, он за свою карьеру боялся, — примирительно заметила Таня. — Потом пытался мне туда, в милицию, передачу протолкнуть, но я отказалась. Одним словом, пришли мы в гостиницу поздно, около десяти. Ужин тоже долго не несли. А когда принесли, явилась коридорная и не очень-то вежливо попросила меня убраться. Я не люблю, чтобы со мной разговаривали таким тоном. Просто я ей чем-то не понравилась. Мы с Виталием вышли на улицу. Ну, а дальше вы знаете.

— Знаю. Вы решили вернуться в гостиницу через окно. Назло врагам.

— Назло этой дуре! — Заметив, что подполковник поморщился от такого эпитета, Таня добавила: — Я проголодалась, а там на столе остывал вкусный ужин. Ну и захотелось еще немного посидеть с Виталием. Он интересный собеседник. А по улицам слоняться уже надоело, да и ноги устали.

— Но вы должны были знать, что гостиничные правила обязательны для всех. В одиннадцать нужно уходить, даже если вы в гостях у папы римского.

— Я раньше в гостиницах никогда не бывала и этого не знала.

— Виталий должен был вас предупредить. Он-то уж знал, раз на гастроли ездит.

— Кроме правил, есть еще люди. И я хочу, чтобы меня уважали те, которые требуют, чтобы я уважала их правила. Логично? По-моему, вполне. — Таня умолкла, собираясь с мыслями, бросила на подполковника Коваля пристальный взгляд, и в глазах ее отразилось удивление, словно она неожиданно спросила себя: «А что это я, собственно, откровенничаю с этим милиционером?» Но тут же она взяла себя в руки.

— Так на чем я остановилась?