Тени надежд (СИ)

Дров в степи взять негде. Их везут в обозе только для царского очага. Для большей части двора и самых знатных вельмож ужин готовят, используя кизяк. Хорошо высушенный, он легок, но занимает много места и потому не все могут его себе позволить. Простые пешие воины обходятся без костров, довольствуются припасенными лепешками, размачивая их водой или вином. Проще всего кочевникам, для них походные неудобства – сама жизнь. Сжевал кусок вяленного мяса, запил кумысом и спать.

Вчерашние землепашцы, согнанные под знамена великого шаха, с завистью втягивали ноздрями восхитительные ароматы, распространяющиеся от шатров знати, приговаривая: "Бедный человек ест пилав, богатый человек ест только пилав".

Воистину так. Ни один из бактрийских вельмож не доверит приготовления пилава рабу. Знатные воины не гнушаются сами его варить в походе – это благородное занятие. Потому-то сейчас им и занимался седобородый богатырь, самый старший из согдийских всадников, сидевших вокруг большого казана.

– Эй, Хоршед, а сливы где взял?

– Да там же, где и барана, в селении, у местных.

– Какой-то он у них тощий...

– Это да, хорошо бы пожирнее.

– Дома у себя зарежешь жирного барана, а здесь уж, какой есть. И так местные волками смотрят.

– Плетей давно не получали! Мы не крадем, а законно отнимаем! Воинам великого шаха позволено.

– Дома... – вздохнул один из воинов, – увидим ли еще дом? И чего нас потянуло сюда, за тридевять земель?

– Чего опять затосковал, Итаферн?

– Он все мечтает, что Вакшунварт отдаст за него дочь.

– Рокшанек дитя еще, – грозно посмотрел на товарищей седой.

– Ничего, – уверенно сказал Итаферн, – три года подожду. Отдаст. Если не сгину в чужих краях...

– Не скули.

– Таков долг азадана [39]– следовать за своим повелителем, – наставительно проговорил седой, – или ты страдаешь, что Пресветлый Михр не дал тебе родиться крестьянином?

– Да и чего по малолетней девке вздыхать, – заговорщическим тоном прошептал сосед Итаферна, – там, в этом самом Хлеву верблюжьем, я среди навоза такую паву видел. В самом соку, м-м-м, Ширен [40]!

– Ее так зовут, что ли? Ты уже и имя успел узнать?

– Титьки большие у нее?

– Как дыни!

– Дыни? Дыни я люблю, – мечтательно протянул еще один юнец.

– Ишь ты, любитель выискался! Да кто на твой хилый стручок позарится?

Несколько воинов рассмеялись. Любитель дынь набычился.

– Кто ее мнения спросит! Я мужчина, как захочу, так и будет!

– Я бы на твоем месте не заглядывался на селянок, – раздался от входа в шатер низкий голос, исполненный силы и уверенности.

Воины обернулись: там стоял человек чуть старше средних лет, темноволосый, бородатый, как и они, одетый в сходную одежду, широкие штаны с рубахой, расшитой цветами, мягкие сапоги и кожаную шапку. В ушах, как и у всех, серебряные серьги. Лишь узорчатые браслеты на запястьях и акинак в лакированных ножнах, с золотыми накладками, более дорогой, чем у остальных азаданов, говорили о том, что этот человек даже среди "благородных" возвышен властью. Должность его называлась – "шатапатиша", сотник, хотя он командовал куда большим отрядом.

– Уличенного в насилии оскопят, – сказал шатапатиша, – вы не дикие горные племена грабите, а находитесь на землях, где живут мирные землепашцы, верные подданные великого шаха, друга правды и справедливости, да продлит Ахура Мазда его дни. Закон здесь для всех един, будьте вы хоть трижды азаданами в Сугуде [41].

– Все равны перед шахиншахом, но парсы всех равнее, – проворчал седой.

– А за такие речи, Хоршед, можно лишиться головы, – сказал шатапатиша.

– Как будто ты сам, Спантамано, никогда об этом не задумывался, – огрызнулся седой.

Шатапатиша ответить не успел, его внимание привлек человек, подошедший к шатру. Как и сам Спантамано, он был согдийским вельможей, но носил длиннополый мидийский кафтан с драпировкой на плечах и узкими рукавами.

– Ты куда пропал? – спросил его шатапатиша, – я тебя потерял.

– Садись с нами, Вакшунварт, – пригласили подошедшего воины, – сейчас есть будем, почти готово.

– Ты же сам послал меня к Бессу, – сказал Вакшунварт, присаживаясь в круг.

– Не думал, что ты так долго проходишь. Что сказал Бесс?

– Ничего. Его срочно вызвали в ставку великого шаха. Некогда ему, видите ли, разбираться с пьяными саками. Ты утихомирил их?

– Да, разошлись, но подчиняться по-прежнему не желают, шакальи дети. Только силу понимают...

– Зачем великий их вообще тащит на войну? – спросил один из воинов, – они же дикие совсем.

– Потому что они хороши в драке, а платить им не надо, достаточно добычу посулить, – ответил шатапатиша.

– Они в своих степях в драке хороши, – возразил Хоршед, – мне отец рассказывал, а он от деда слышал, что когда великий Хшаяршан полтораста лет назад ходил за море воевать с яванами, он тоже брал с собой саков, только от них там толку не было. Их тогда пешие яваны побили в каком-то ущелье. И была-то тех яванов малая горстка. Вот и сейчас мы не в степь воевать идем. Чего таскать с собой саков?