Кладет камеру в карман и вздыхает.
— У нас и коллекционеров-то таких серьезных нет… Сколько ж их здесь?
Футляров оказывается шесть штук.
— Тысяч сто пятьдесят за них можно получить, — произносит Старик. — Только как продать? Только в Германии или в России. В Германии оторвут с руками… Есть любители нацистской символики, особенно СС….
— А, как провезти? — спрашиваю я.
— Провезти такую мелочь не проблема, вместе с поставляемым оборудованием можно… Да и продать — не проблема. Ухватят только так. Это же «кинжалы чести», их выпускали с 1936 года… Настоящая проблема — предложить. Как их выставить на продажу?
— Может через Интернет? — предлагаю я.
— Посмотрим, — с сомнением говорит Старик. — Главное они у нас есть….
И здесь, в определении кинжалов, оказалась ошибка. Но ошибка в преуменьшении их ценности.
На деле это оказались вообще редчайшие вещи. Их выпуск был начат в 1933, а прекращен в 1936 году. Кинжал образца 1936 года, по форме был таким же, но с клеймом «RZM», а орел на рукоятке был не из серебра, а из алюминия. Ножны стали красить в черный цвет и подвешивались они на цепочке из восмиугольных пластинок, а не на ремешке из кожи.
Больше никаких ценных находок на этом складе найдено не было. За исключением, пожалуй, нескольких десятков черных треугольных вымпелов, с белыми окружностями посередине, в которые были вписаны символы СС, в виде двух зигзагообразных рун (молний). Вероятно они крепились на танках дивизии «Мертвая голова».
Вечером произошло традиционное обсуждение результатов поиска. Выводы были следующими.
Первое. Здесь действительно была на постое одна из частей дивизии «Мертвая голова». Судя по найденному имуществу, часть была интендантской. Очень вероятно, что, исполняя приказ гауляйтера Восточной Пруссии Э. Коха, эта часть перевезла сюда ценности Московского зала Королевского замка Кенигсберга, в том числе и знаменитый Янтарный кабинет.
Второе. Подземные укрепления явно были покинуты в спешке, интенданты бросили даже часть своего имущества. Наступать в лоб здесь было сложно. Скорее всего, произошел охват этой части укрепрайона советскими войсками, и все находившиеся в нем воинские подразделения в панике бежали в сторону Германии, опасаясь окружения и уничтожения. А к эсэсовцам наши солдаты были вообще беспощадны. Надо поискать достоверную информацию об этом военном эпизоде.
Третье. Вполне возможно, что ценности замка (или часть их) до сих пор находятся в одном из подземных тайников Мезерицкого укрепрайона.
Четвертое. Принято решение обыскать все доступные подземные фортификации и коммуникации укрепрайона. При необходимости закупить в городе дополнительное оборудование для вскрытия замурованных пустот. Что-то типа отбойных молотков.
Решение принималось в полемике.
— Вроде мы ехали сюда на пару недель, — осторожно возражал я. — Можно ведь приехать еще раз в следующем году.
— За год может все измениться, — настаивал Старик. — Польские власти могут вплотную заняться Мезерицким укрепрайоном. Видишь сколько публикаций появилось на эту тему.
— Мы и так уже прилично заработали, — говорил я, имея в виду наши ценные находки.
— О чем ты говоришь! Это чепуха, по сравнению…, — вновь воодушевлялся Старик, — представь, что мы найдем Янтарную комнату….
И вновь пошла сладостная песня о наших именах в истории, разных там лордах и знаменитых археологах….
Я сдался.
— Ты смотри сколько там продовольствия разного, — обрадованно шутил Старик, — здесь не один год можно продержаться. Прямо и переселимся туда, поближе к непосредственному месту работы….
Вечером, после ужина Старик вновь возвратился к коробочке с непонятными игольчатыми устройствами. Он раскрыл коробочку, и мы стали крутить их в руках, прикидывая их таинственное предназначение. Четыре крохотных металлических пластинки с тонкими ручками из блестящего металла, утыканные коротенькими, очень острыми иголками, числом от восьми до одиннадцати. Все пластинки одинакового размера, но, по количеству иголок, были разными. Для чего же они?
— Что за хреновины? — Старик, «в задуменни», как говорят у нас на Беларуси, чешет за ухом.
— Шкундрики, — коротко говорю я.
— Что? Какие шкундрики? — уставился на меня Старик.
— А, вот, послушай одну байку.
И я, придав своему лицу таинственное выражение, начинаю: