Тени Прерии. Чужой среди своих

Ну что ж, пора, товарищ капитан.
Мы Родину и смерть не выбираем.
Мы под звездой прошли Афганистан,
мы на крестах России умираем.

Ну что ж, пора, товарищ капитан…

Мы сыновья загадочной страны,

мы как чужие в собственной Отчизне.
И пусть мы ей сегодня не нужны,
но без нее и нам не надо жизни.

Мы сыновья загадочной страны…

Нет красных звезд на полосах знамен,

но наша кровь не изменила цвета, —
еще он будет в мире воскрешен,
хотя пока мы гибнем не за это.

Нет красных звезд на полосах знамен.

Ну что ж, товарищ капитан, пора,

ведь мы ни жизнь, ни смерть не выбираем:
мы за Державу гибнем под «ура»,
мы за эпоху молча умираем.

Ну что ж, товарищ капитан — пора!

Виктор Верстаков

— Да уж, — пробормотала в возникшей тишине Сойка, после того, как отзвучал последний аккорд, — умеешь ты, Машенька, вдохновить и направить.

— Ага! Особенно про «сыновей» в тему получилось! — хохотнула неугомонная Клуша.

Остальные промолчали — каждый, видимо, думал о своем.

* * *

Если Федька и думал, что былые заслуги и даже награда позволят ему общаться со взрослыми на равных, то мигом убедился, что такое, если и возможно, то только пока ведешь себя по-взрослому. Стоило попытаться покачать права, как его мигом поставили на место и не самым приятным способом.

Просто, перед самым выходом, Сойка, проходя мимо, бросила: «Кувалда, несешь Волчонка». В ответ на что Федор, разобиженный в лучших ожиданиях, заявил: «Еще чего! Да я от вас не отстану!». За что мигом и огреб по самое не балуйся — не успели еще брови заместительши командира достигнуть верхней точки, как шею что-то кольнуло, и ласковый голос отрядной медички над ухом произнес: «Маленький мальчик забыл, что приказы не обсуждаются, а теперь закрываем глазки и крепко спим, это — тоже приказ…». После чего потерявшую чувствительность тушку запаковали в некое подобие парашютной подвески и прицепили на спину Кувалде.

Пришлось действительно отсыпаться впрок.

Наслаждаться забытьем, однако, долго не пришлось, уже на третьем привале, шипя сквозь зубы подслушанные у взрослых словосочетания не слишком понятного смысла, Федор растирал занемевшие ноги еще не слишком чувствительными руками.

— Командир, надо бы поговорить. — Фраза, сказанная не слишком громко, произвела эффект шоковой гранаты. Даже Федор бросил свое занятие и во все глаза уставился на происходящее буквально в пяти шагах от него.

— Так что скажешь? — В голосе тетеньки звенит непонятная настойчивость. Замерев перед сидящей на камне майором, она не обращает внимание ни на то, что ее собеседница закрыла лицо ладонями, будто стараясь спрятаться от происходящего, ни на то, что все в лагере замерли и смотрят только на нее, ни на неслышно возникшую за спиной фигуру. А рука у вдруг образовавшейся «тени», между прочим, расслаблено лежит на поясе рядом с рукоятью ножа.

Кожу на голове мальчика странно стянуло — это сбритые, за невозможностью расчесать колтун, вихры попытались встать дыбом. Возникло сильное желание забежать в кустики, но сдвинуться с места он не успел.

— Скажу, что ты, Клуша, дурой жила, дурой и сдохнешь. — Из под ладоней голос майора звучал глухо, но в следующий миг она их отняла, смахнув навернувшиеся на глаза слезы, и жестко продолжила: — Флягу дай!

Клуша вызывающе дернула головой, как норовистая лошадь, но с пояса флягу сняла.

— Подумаешь. Всего лишь сок тарника. Классно подстегивает и побочных эффектов никаких. — Командир болтанула емкость, на слух определяя остаток, и мальчик увидел, как побелели держащие флягу пальцы, но больше никак свое волнение она не проявила, с каменным лицом спрятав флягу в карман своего рюкзака.

— Вот и говорю, что дура… Поинтересоваться, из чего, к примеру, «одинадцатидневку» делают — религия не позволила? — голос звучал скорее расстроено, чем гневно. Командир отвела взгляд в сторону от разом растерявший весь свой запал Клуши — побледнев как мел, та плавно опустилась на соседний камень. Ноги ее явно не держали.

Сбоку подскочила медичка, бормоча что-то успокаивающее, Федор ждал чего-то вроде того, что проделали с ним — легкого касания и падающего тела, но она просто посветила в глаза: «Плюнь сюда, девочка, вот и молодец». Посмотрев на показания зажатого в руке приборчика, медичка просто отошла за спину пациентки, грустно покачала головой, сделав при этом непонятный знак второй рукой.