…Когда завод и конструкторское бюро еще не опустели, на остров Четырех Ветров уже приезжали гости. Тогда это была не эскадра с алыми парусами. Те, другие, прилетели на невзрачном старом самолете.
Их было восемь. Трое женщин, пятеро мужчин. Когда они появились, Тэсс знала, что в Большом и Малом мирах они занимаются охраной улиц, ловлей воров и убийц, пресечением нелегальной торговли – всем, что кому-то нужно делать, чтобы остальным жилось спокойно.
Работа серопогонных была такой же скучной, как и они сами: это были вечно занятые, подчеркнуто вежливые, но отстраненные люди в невзрачных мундирах. Такими Тэсс запомнила их за те две недели, что серопогонные жили в приюте. Вернее, там они проводили только ночи и короткое время после обеда. И так же, как и те, кто позже явился на кораблях, они каждое утро скрывались за забором завода и в конструкторском бюро. Тэсс не сомневалась: они что-то ищут. Там, у чужаков. Одни говорили, что, может быть, они расследуют чье-то убийство. Другие – что они что-то сторожат или кого-то выслеживают, но кого?
Серопогонные были неразговорчивы. Они явно стеснялись необходимости сосуществовать с любопытными, шумными ле, смотревшими на них, как на чудо. Так воспитанники реагировали на всех, кто прибывал к ним из Большого мира. Какими бы уродливыми или скучными они ни казались.
Женщины – не молодые и не старые, легкие и красивые, несмотря на мрачную одинаковость одежды, – довольно быстро сдались. Со временем их ласковые и теплые голоса все чаще стали слышны в коридорах и гостиных. Воспитатели не препятствовали их дружбе с воспитанниками, даже несмотря на то, что она так напоминала материнство, но вряд ли могла когда-нибудь им стать. Наверняка ло Паолино сомневался, стоит ли разрешать подобное общение. Но все же позволил, по-видимому, решив, что это необходимо всем: и детям из приюта, и женщинам в сером, пришедшим из Большого мира.
Мужчины вели себя иначе. По коридорам они проходили быстро, молча, держа спину прямо. Глядя перед собой и лишь изредка задерживаясь, чтобы рассеянно потрепать по волосам налетавших на них малышей. Они не отвечали на заискивающие, а зачастую двусмысленные взгляды старших девушек, некоторые из которых уже были похожи на ла. Возможно, в Большом мире серопогонных ждали их собственные женщины, а возможно, они лишь соблюдали устав.
Тэсс дичилась этих сыщиков. Она почти их не запомнила: ни женщин, ни мужчин, даже тех, кто дарил ей что-то или что-то рассказывал. Кроме одного, которого она тоже предпочла бы не запоминать.
«Роним, не улетай!»
…Ее брат-близнец, который всегда доставлял ей столько неприятностей и всегда и во всем ее поддерживал, был болтливым. С того самого дня, как они оба заговорили – конечно же, этого в памяти Тэсс не осталось. Но она довольно быстро догадалась: если прижать к ушам ладошки, глупости Ласкеза будут почти не слышны. Этот жест она выучила чуть ли не раньше, чем правильное положение пальцев, чтобы удержать ложку, карандаш или кисточку. Он очень пригождался ей, когда Ласкез начинал болтать ни о чем, придумывать дразнилки или рассказывать длинные-длинные истории. Если близнецы играли с друзьями, их почти всегда видели такими – болтающий мальчик и зажимающая ушки девочка. Ласкез на это не обижался, а зачастую попросту не замечал. Желающих послушать его было много, и он наслаждался всеобщим вниманием.
А потом наступило то самое утро, когда Тэсс отправилась учиться плавать. Она пошла одна, потому что у нее единственной из всей группы совершенно не получалось держаться на воде. Одна, потому что она во что бы то ни стало решила научиться самостоятельно, чтобы не быть хуже других. Одна, потому что не хотела ждать.
Тогда волна ударила Тэсс о скалу, и соленая морская вода показалась ей еще солонее из-за ее собственной крови. Теряя сознание, она бестолково махала руками и пыталась хоть за что-нибудь уцепиться. Вдруг рядом появилась невысокая жилистая фигура, которая обхватила ее сильными руками и резко потянула вверх, затем поволокла к берегу. Вторая фигура почти сразу присоединилась к первой.