Тени прошлого

Если так трудно видеть взаимную симпатию у друзей, то еще хуже обстоит дело с возлюбленными, вернее, с людьми, которые могли бы стать возлюбленными, но не стали. Тяжко, когда человек, кого вы безуспешно обожали на расстоянии, влюбляется в одного из ваших так называемых друзей и вам приходится наблюдать, как расцветают эти теплые, гармоничные, взаимные чувства, составляя резкий контраст с вялыми, безнадежными, неразделенными, горькими мечтами, которые вы лелеяли во тьме ваших тайных мыслей. Стоять сторонним наблюдателем и видеть все это – невыносимо. Особенно понимая, что дискредитируете себя, если хотя бы крохотным намеком выдадите свои подлинные чувства. Но вы лежите в ванной или стоите в очереди на почте, и ваше внутреннее «я» раскаляется от гнева, бурлит от сокрушительной ненависти даже по отношению к тому, кого вы в то же время любите всем сердцем. Стыжусь признать, но так было и у меня с Сереной или, вернее, у меня с Дэмианом, ибо он был виновником всех моих горестей.

Эта рука, так свободно легшая на спину ее розового костюма от Кристиана Диора, его ладонь, легонько опирающаяся на изгиб, которым мягко расширялись от талии ее бедра, все было нелепо. Эта рука совершала предательство. Я приветствовал Серену за руку, как принято, держал ее ладонь, даже касался ее щеки своей, но все эти привилегии были доступны любому, кто встречался с ней более чем дважды. Мое прикосновение не позволяло заподозрить интимность. Я прикасался к ней как друг, но никогда – как мужчина. Я поймал себя на том, что думаю о ткани ее юбки, какова она на ощупь. Отпечатываются ли на краю его ладони мелкие шероховатости переплетения хлопковых нитей и замирают ли мучительно кончики его пальцев от едва различимого движения тела под этой тканью? Чувствует ли он тепло этого тела? Я ощущал все это в мыслях, но, в отличие от Дэмиана, не имел возможности осязать.

– Есть идеи, на кого поставить в забеге в два тридцать? – спросил Дэмиан, и я очнулся.

– Меня не спрашивай, – ответил я. – Я ставлю только на те имена, которые мне о чем-то напоминают.

– На Смелые Мечты, – сказала Серена, словно обращаясь к моим потаенным страданиям. – Флетчер дал мне список, и про Смелые Мечты он уверен. Еще – Тебе Повезет Выиграть Золотой Кубок.

Неужели сегодня не бежала ни одна лошадь, чья кличка не воплощала бы в себе всю безнадежность моих желаний?

– Кто такой Флетчер? – спросил Дэмиан.

– Наш конюх в Грешэме.

Эта простая фраза, в нескольких словах выражавшая все непреодолимое различие между ними, сразу отбросила Дэмиана в сторону.

– Нам машет Джоанна Лэнгли. – Дэмиан убрал руку с талии Серены и пошел по траве к группе, собравшейся вокруг мини-юбки и ослепительных форм Джоанны. Я встал на его место, хотя рядом держалась недовольная Минна.

– Ты видела этот абсурд у ворот? – Минна прищурилась от солнца, чтобы лучше рассмотреть собравшихся.

– Нет, но слышала, – улыбнулась Серена. – Видимо, вышло очень забавно, но я и правда не понимаю смысла.

– Завтра она будет во всех газетах, – сказал я.

Видимо, я показался полным идиотом.

– Это я знаю, – ответила Серена. – Но что она хочет добиться? Какой выгоды?

– Славы?

– Но славы за какой подвиг? За то, что сняла брюки? Прославиться ради того, чтобы прославиться, но какой смысл?

Серена не могла понять, чем был продиктован утренний поступок Джоанны, и, насколько я помню, мы с Минной кивнули в знак согласия. Может быть, мы оба думали то же самое, но даже если нет, так нам полагалось думать.