Около часа ночи руководитель оркестра, подойдя к микрофону, велел нам выбрать себе партнеров для галопа, и мы поняли, что вечер подходит к концу. Когда я наблюдаю за современным поколением, мне кажется совершенно невероятным, что мы, принимавшие активное участие в жизни в «бушующих шестидесятых», немало балов заканчивали этой старинной пляской. В отличие от шотландских рилов, которые тоже составляли часть программы большинства вечеров, галоп всегда шел последним танцем и на самом деле был всего лишь поводом показать, насколько вы пьяны. Надо было схватить самую невзрачную девушку и промчать ее по залу, натыкаясь на всех, едва попадая в ритм громкой незатейливой музыки, падая, что-то выкрикивая и всячески демонстрируя, какой вы славный малый. Излишне напоминать, что уровень подобного танца оставлял желать лучшего, и порой тоска брала от вида визжащих провинциальных девочек, с распрямившимися локонами, часто с порванными платьями и тающей под румянцем и пóтом косметикой. Но как бы то ни было, мы, те, кто от души веселился в шестьдесят восьмом, протанцевали галоп, и Бал королевы Шарлотты закончился до будущего года.
Квартира моих родителей находилась на первом этаже высокого дома в Уэзерби-Гарденс на улочке, идущей от Саут-Кенсингтона до Эрлс-Корта. В те дни это было примерно как от рая до ада, и моей матери казалось немаловажным, что квартира находилась существенно ближе к первому, чем ко второму. Сейчас оба конца улочки ценятся на вес золота. И так же, как в лондонском доме Далтонов, бывшую столовую викторианской семьи, для которой был построен дом, разделили на гостиную, прихожую и, в нашем случае, на кухню. Комната, бывшая некогда, скорее всего, библиотекой, превратилась в маленькое темное и довольно тесное помещение, где мы завтракали, обедали и ужинали. А из очаровательной утренней комнаты, выходящей на принадлежащий квартире садик и начинающийся за ним огромный общественный парк, общий для всего квартала, сделали две спальни, разделив шаткой стеной так, чтобы каждой спальне досталось по половинке двустворчатой двери и по солидному куску окна. Мои родители, как и многие другие представители их поколения, отличались удивительной нетребовательностью к жилью. Когда позже, в семидесятых-восьмидесятых, мы все принялись сносить стены, переносить ванные и благоустраивать чердаки, родители, особенно отец, взирали на все это с удивлением и чуть ли не ужасом, считая, что если бы Бог хотел видеть эту полочку на другом месте, Он бы устроил, чтобы так было, и кто такой мой отец, чтобы вмешиваться в планы Провидения? Довольно странно, если вспомнить, как их предки в XVIII и XIX веке без колебаний сносили древние фамильные дома, чтобы построить на их месте нечто более модное. Может быть, виновата привычка военного времени экономить на всем и обходиться тем, что есть.
Я уже лег и заснул, когда меня вытащил обратно на грань реальности настойчивый звонок в дверь. На мгновение этот звук принял форму звона церковного колокола, в который по какой-то странной причине звонил Уильям Эварт Гладстон, но затем я проснулся, а звон не прекратился.
Вид у Дэмиана был крайне виноватый.
– Прости, пожалуйста. Надо было попросить у тебя ключ. Но я подумал, что ты, может быть, захочешь идти с нами продолжать?
– Куда?
– Да мало ли. – Он беспечно пожал плечами. – Мы заглянули в «Гаррисон» выпить, потом съели по сэндвичу с кофе в домике на той стороне Челси-бридж.
Так повелось, что в течение года мы проделывали это довольно часто. Юноши и девушки в вечерних нарядах на рассвете стояли вместе с байкерами в очереди за сэндвичами с беконом, которые продавали в маленькой деревянной будке под громадной электростанцией. Славные были ребята эти мотоциклисты, обычно дружелюбные. Наш ухоженный внешний вид их больше веселил, чем задевал. Пусть у них все будет хорошо.
– На этом все закончилось?
– Не совсем, – улыбнулся Дэмиан. – Завершилось в доме Клермонтов.
– На Миле миллионеров.
– Рядом с Кенсингтонским дворцом.
– Да, это там, – кивнул я.
Каким же шикарным и подтянутым выглядел Дэмиан. Можно было подумать, что он собирается выходить, а не возвращается после, скажем так, долгой ночи.
– Вы много успели. Как вам все удалось?
– Серена предложила, – снова пожал плечами Дэмиан, – и я решил, почему бы и нет.
– Вы разбудили ее родителей?
– Маму – нет. А отец спустился и попросил нас поменьше шуметь. – Дэмиан незаметно окинул взглядом гостиную.
– Хочешь выпить? – предложил я.
– Ну, может, один бокальчик. Если ты ко мне присоединишься.
Я налил два бокала виски с водой.
– Льда положить?
– Мне – нет.
Он быстро учился.
– Куда делась Джорджина? Она была с тобой?
Дэмиан едва смог сдержать смешок:
– Нет, слава богу! Даже врать не пришлось. Они отвозили домой леди Белтон и Эндрю, и миссис Уоддилав не дала Джорджине потихоньку ускользнуть.
Что-то в этом всем было очень неправильное.
– Бедняжка Джорджина! Боюсь, она в тебя чуть-чуть влюблена.
На этот раз он все-таки рассмеялся:
– Многим приходится нести эту ношу.