– Тебя заставили вернуться в свое прошлое и сравнить его с настоящим. Вынудили вспомнить, чего ты ждал от жизни в девятнадцать лет, сорок лет назад, когда ты еще не знал, что такое жизнь. Ты должен снова увидеть, чего вы хотели от жизни – глупые накрашенные девочки и тщеславные, кичливые мальчики, с которыми ты тогда повсюду таскался. Теперь благодаря Дэмиану ты должен увидеть, что с ними всеми стало. Что стало с тобой. К старости подавляющее большинство тех, у кого есть хоть какие-то мозги, должны примириться с разочарованиями, но тебе еще рановато делать такое открытие. Ты вынужден испытать недовольство жизнью, когда уже слишком поздно, ну или почти поздно что-то исправить, но вместе с тем слишком рано, потому что впереди у тебя еще много лет жизни с этом недовольством. Дэмиану следовало бы испортить свою жизнь, а не твою.
– Ему уже не осталось что портить.
– Не важно.
И он, конечно, был прав.
Счастливое ли это наитие? То, чем объясняют странные, случайные совпадения, которые вдруг придают ощущение определенности нашей хаотичной жизни? Или наитие – это случайно приобретаемое знание? Неосознанные выводы, приводящие к глубокому пониманию хода событий? Во всяком случае, именно такое наитие вмешалось на следующем этапе похода, в который отправил меня Дэмиан.
Мы, Бриджет и я, приехали на выходные в Йоркшир к одному весьма утомительному архитектору и его совершенно очаровательной жене и остановились у них в доме, купленном несколько лет назад. Дом был старый, исторический, великий дом, можно сказать, и кому это не знать, как архитектору! Звали хозяина Таркин Монтегю. Вряд ли такое имя можно получить в крестильной купели, и к тому же я никак не находил связи между Таркином и герцогским домом в Манчестере, хотя сам Таркин любил на нее намекать. Он появился у меня на горизонте как муж прекрасной писательницы Дженнифер Бонд, с которой мы публиковались у одного и того же издателя. Однажды летом за несколько лет до того нас двоих отправили в творческую поездку, в процессе чего и возникла наша дружба. В то время я не знал, откуда у Таркина появились деньги, – ни с каким исключительно живописным зданием его имя не ассоциировалось, но жил он так, что позавидовал бы Ванбру[43]
, и за несколько лет до нашего визита приобрел неподалеку от Тирска великолепное полуразрушенное строение под названием Молтон-Тауэрс.Смесь эпохи Георга IV и готики, Молтон, оставленный его обитателями после войны, прошел печальный путь, уготованный подобным зданиям в те годы. Сперва он стал школой, потом профессиональным колледжем, затем домом престарелых, а в какой-то момент в нем размещался пансион для девочек, специализирующийся на новой французской кухне с пониженной калорийностью. И наконец в середине 1990-х он достиг определенной известности, хотя и своеобразной, в качестве «всемирного центра» какой-то новейшей разновидности трансцендентальной медитации, которая привлекала членов одной модной тогда подростковой музыкальной группы. Этой последней инкарнацией здания руководил сомнительный тип, заявлявший, что пользуется уважением и поддержкой, если я правильно помню, далай-ламы, но могу ошибаться. Так или иначе, в один прекрасный день какая-то воскресная бульварная газетенка сообщила, что на самом деле он не философ высшего уровня постижения, как наверняка полагали его усердные ученики, а опытный мошенник из Пиннера, имеющий приводы в полицию за кражи в магазине, угон машин и страховые аферы. Его разоблачение привело к массовому исходу практикующих, вслед за которыми исчез и их бездуховный духовный лидер. Следующие восемь лет только ветер свистел в пыльных галереях, в комнатах слуг на чердаке и в бывших гостиных разрушающегося здания, пока вдруг не явился нежданный спаситель в лице Таркина. Убежден, что с точки зрения дома он сделал благое дело. Но так ли благотворно сказалось оно на жизни Дженнифер, вопрос спорный.