Тени прошлого

– Думаю, испортился, – сказал я. – Не уверен, что, будь он тогда таким, как сейчас, за него вышла бы даже Хелен Келлер[46].

Она снова засмеялась, но печально.

– Жаль, что у нас нет детей, – вздохнула она, но, увидев мой взгляд, добавила: – Знаю: все считают, что это решило бы наши проблемы, и ошибаются.

– Не спрашивай меня. Я унылый старый холостяк, который не собирается связать себя узами брака.

– Просто мне кажется, что ребенок бы ему помог. Позволил хотя бы капельку почувствовать, что смерти нет. Дети это умеют. Или просто увидеть, как у него хоть что-то получилось. У него же никогда ничего дельного не получалось.

– Для неудачника он живет весьма неплохо.

– Это все наследство, – покачала она головой.

– Неужели? – удивился я. – Не подумал бы, что он трастафарианец[47].

Дженнифер поняла меня и не обиделась.

– Он не из потомственной аристократии. Все эти истории про семейство Монтегю – чушь собачья. Это даже не наша настоящая фамилия. Его отец приехал из Венгрии после восстания тысяча девятьсот пятьдесят шестого года. Начинал водителем грузовика, создал транспортную компанию и в девяностых ее продал. Таркин – его единственный ребенок. Кстати, мой свекор был замечательный человек. Я его очень любила, а Таркин прятал его, и нашим друзьям было запрещено с ним видеться. Теперь он хочет, чтобы все считали его деньги остатками старинного фамильного состояния, приумноженного его собственными позднейшими успехами. На самом деле ни то ни другое. Но ты, наверное, знал.

Я не стал подтверждать, чтобы не показаться надменным и снисходительным.

– В своем роде довольно романтичная фантазия.

– Долго ей не продлиться, – устало вздохнула Дженнифер, представив себе грядущий неминуемый крах. – Все это обходится намного дороже, чем мы себе представляли, а теперь, когда у нас все завязано на этот дом, доходов очень мало. Я пишу книги, так что мы, по крайней мере, можем купить еды и сходить в театр, но не знаю, сколько еще это сможет нас поддерживать. Он же архитектор-неудачник. Приглашают иногда, когда какому-нибудь бюро нужна помощь, но еще никто не попросил его остаться и работать дальше.

– Ты бы попросила?

– Наверное, в этом все и дело! – На этот раз она громко расхохоталась. – Может быть, он великолепный архитектор, но держать такого в офисе – наказание Господне.

– Так что ты собираешься делать?

– Не знаю. – (Смех сразу умолк.) – Все говорят, мне надо уйти от него, особенно меня уговаривает мама. Если бы кто-нибудь нам с ней предсказал это двадцать лет назад, мы бы обе удивились! Но дело в том, что я, как ни странно, все еще люблю его. Ты скажешь, я сумасшедшая, но я смотрю, как он до смерти всех донимает, как пытается всеми манипулировать, производить впечатление, заставлять людей им восхищаться, и знаю, что внутри он совершенно потерян и всего боится. Видит, что ничего не получается, но никак не может понять почему. К нам больше никто не приезжает.

– Кроме нас.

– Кроме таких ненормальных, как вы. И в округе никто не хочет нас принимать. Я видела, как люди закатывают глаза к потолку, когда мы входим. И понимаю, что не могу оставить его под ударом, если всем, кроме него, очевидно, что сам он себя защитить не сможет.

Хотя жизнь часто напоминает мне, что любовь, как и все остальное, бывает разной, я не перестаю удивляться, какие она принимает формы.

– Я не считаю, что ты сумасшедшая. Это твоя жизнь, – ответил я.

– Знаю. И у нее не бывает генеральных репетиций. Но даже если мои слова звучат нелогично, это я выбрала его, никто меня не заставлял, и я должна продолжать, раз уж взялась. Звучит как слова из романа Генти[48].

– Такие слова может произнести только очень достойная женщина.

Дженнифер покраснела, и в этот момент у забора снова появилась Бриджет.

– Пойдемте со мной, пожалуйста! Если он не перестанет говорить о вине, которое мы будем пить, клянусь, я разобью бутылку с этим вином ему о голову!

Бриджет освободила Дженнифер от обременительной поклажи, подхватив на пару со мной холодильник, и повела нас на верхнюю террасу, где Таркин застолбил нам место. Под успокаивающее сочетание шума болтающей толпы, музыки и бубнежа Таркина мы распаковали еду и разложили на гостеприимно ожидающих нас ковриках, прижатых подушками.

Мы уже почти все съели, как вдруг Таркин прервал лекцию. Он рассказывал нам о египетской династии Птолемеев или о каком-то другом, столь же увлекательном предмете, и каждый из нас спрятался в свою аккуратную мысленную пещерку, как вдруг его голос изменился и приобрел взволнованные нотки.

– Они здесь!

– Кто? – Бриджет охотно была готова поддержать какую угодно смену темы.

– Семья. Клермонты!